Бориса Годунов

Два Бориса – Годунов и Ельцин
Оставил только историю Бориса Годунова. Форматирование не сохранено.
Ещё одна замечание - в цитируемой заметке Романовы предсавлены как изверги, что оставляю на совести автора.


См. также:
Борис Годунов несостоявшаяся карьера

Две точки бифуркации в истории России [1 Тема эта достойна солидного монографического исследования с привлечением большого корпуса различных по характеру источников. Данная работа – это лишь эскиз к такому исследованию.]

«А чтó я сделал для земли, чтó я
Для государства сделал – то забыто!
Мне это горько…
Земли мне русской слава,
Свидетель Бог, была дороже власти»

«Царь Борис» А.К. Толстой

Ниже есть продолжение.

...[2 ... некоторые моменты, не подтвержденные документально, нужно извлекать, как говорится, из “глубины собственного духа”. Особенно это касается Бориса Годунова, о котором документальные свидетельства из-за давности лет весьма противоречивы. К тому же многие исторические данные о нем и периоде его правления были уничтожены или сфальсифицированы его противниками, рвавшимися к высшей власти и, в конце концов, уничтоживших его зарождавшуюся династию.]

Историография эпохи Годунова не очень обширна и к тому же носит искаженный и заведомо клеветнический характер. В основном, она есть отражение политической идеологемы эпохи правления династии Романовых. Ношение ими шапки Мономаха в течение трех веков с четырехлетним хвостиком началось на излете Великой русской смуты начала XVII века и закончилось в двух революционных муках в феврале и октябре 1917 года.

Раздел первый. Социальное происхождение и биографические сведения.

Год рождения Бориса Годунова точно неизвестен. По одним источникам – это 1549 год. По другим – он появился на свет 1552 году. Место рождения также неизвестно. Его этническое и социальное происхождение носит характер легенды, но, правда, подкрепленной относительно достоверными историческими свидетельствами. По ним Годунов ведет свою родословную от князя Чета, имевшего видимо татарское происхождение[4 В России их называли “мурзами”. В советской исторической энциклопедии “мирза” или “мурза” – это у тюркских кочевых народов России (татар, ногайцев и др.) с XIII в. до Октябрьской революции крупные феодалы, главы отдельных орд и родов (Советская историческая энциклопедия в 15 томах. Т.9.С. 481. М., 1966)]. Он появляется на Руси[5 Скорее всего, из улуса Золотой орды, расположенного где-то на Волге. Будучи уже адаптированным в русскую культуру и соответственно православным человеком (в крещении был назван Захарием), он при слиянии Волги и Костромы основал Ипатьевский монастырь, в котором расположена усыпальница его потомков по годуновской ветви]. во время княжения Ивана Калиты, оставив после себя несколько родословных ветвей. Это зафиксировано в летописи начала XVII века, в которой по государеву родословцу 1555 г. Годуновы (как Сабуровы и Вельяминовы) ведут свое происхождение от Дмитрия Зерна – костромского вотчинника. Поскольку данное свидетельство достоверно, то и легенда об этнокультурных и социальных корнях князя Чета имеет под собой определенное обоснование. Подтверждением этого являются и имена родоначальников его отдельных ветвей (Сабур, Годун), имевших тюркско-татарское происхождение. В самом Борисе Годунове этот родословный корень был, конечно, уже заметно размытым и в антропологическом и этнокультурном смыслах. Однако, как мы увидим ниже, эта родословная легенда Годунова являлась хорошим козырем и крепким обоснованием в различных кознях против него со стороны родовитого русского боярства.

Раздел второй. Личные черты: внешность, ум, характер.

О внешности Годунова можно судить по дошедшему до нас иконоподобному портрету художника XVII-XVIII вв., конечно очень далекого от подлинника. В отличие от Ивана Грозного и его сына Федора, чьи внешние облики после эксгумации их останков были восстановлены в лаборатории пластической реконструкции им. М.М. Герасимова[10 При Институте этнографии АН СССР (ныне Институт этнологии и антропологии РАН).] останки Годунова, покоящиеся со всей его семьей в специальной усыпальнице справа от Успенского собора Свято-Троицкой Сергиевой лавры, никогда для этой цели не эксгумировались[11 Почему этого не произошло, мы теперь уже никогда не узнаем, ибо инициатора всех эксгумаций известного советского антрополога М.М. Герасимова, занимавшегося восстановлением мягких тканей лица по черепу в лаборатории пластической реконструкции при Институте этнографии АН СССР, давно уже нет в живых.]

Ремарки в трагедиях «Борис Годунов» А.С. Пушкина и «Царь Борис» А.К. Толстого не содержат описаний внешности их главных героев. Описание внешнего облика Годунова можно найти у историка В.О. Ключевского. Ссылаясь на современников Годунова, он пишет: «С восторгом отзывались о наружности и личных качествах царя, писали, что “никто бе ему от царских синклит подобен в благолепии лица его и в рассуждении ума его”» (Ключевский 2005:8). Но более всего обличие Годунова известно нам по гриму актеров, исполнявших его роль в различных сценических постановках. Это Шаляпин, Пирогов, Рейзен, Петров, Гяуров, Ведерников, Нестеренко и другие – в опере М.П. Мусоргского, написанной по пушкинской трагедии «Борис Годунов». Это множество драматических актеров в гриме, сыгравших Годунова в трагедиях А.С. Пушкина и А. К. Толстого в театре и кино[12 Внимание русского искусства и литературы к личности Годунова лишний раз подтверждают его эксклюзивность в русской истории.] Везде Годунов приблизительно одинаков: плотное телосложение, средний рост, красивое лицо, обрамленное усами и бородой. Басовитый голос. Таков ли был в действительности Борис Годунов? Бог весть. Но еще древние греки говорили, что художественное чутье и интуиция порою значат куда больше, чем десятки различных документальных свидетельств, которые часто страдают противоречивостью и стереотипностью.

Что касается умственных данных Годунова, то о них вполне можно судить, имея в виду его деятельность, как в качестве фактического правителя при царе Федоре Иоанновиче (14 лет), так и в собственное семилетнее царствование. Тогда... вся государственная машина работала без особых сбоев как внутри, так и на международной арене[13 Соседние геополитические соперники – Польша и Швеция – были усмирены силой оружия и задобрены с помощью дипломатии.] Но главное, если говорить о реформах Годунова, то он проводил их плавно, как говориться, с чувством, толком и расстановкой. Не так, как это ломая “через колено”, почти сто лет спустя делал Петр Первый[14 По-моему, несправедливо названного в историографии Великим, что в равной степени относится и к Екатерине Второй. “Величия” их – это дело рук историографии времен Романовых. Разве можно называть великим того, кого Д.С. Мережковский не без основания охарактеризовал “антихристом” и ту, которая стала императрицей в результате организованного ею дворцового переворота против собственного мужа Петра Третьего, привезшего ее из захолустной немецкой провинции под именем София Федерика Августа].

Несомненно, что Годунов был очень честолюбивым человеком. Но с этим качеством у него, в отличие от властолюбия Ивана Грозного, по мнению А.К. Толстого «… соединено искреннее желание добра, и Годунов добивается власти с твердым намерением воспользоваться ею к благу земли... Светлый и здоровый ум его показывает ему добро как первое условие благоустройства земли, которое одно составляет его страсть, к которому он чувствует такое же призвание, как великий виртуоз к музыке» (Толстой 1987:447). Этот же мотив, но уже в стихотворной форме мы слышим и в словах самого Годунова в трагедии того же А.К. Толстого «Царь Борис». Здесь он еще не царь, но уже фактический правитель Московского государства в царствование Федора Иоанновича:

«Семь лет прошло, что над землею русской,

Как божий гнев, пронесся царь Иван.

Семь лет с тех пор, кладя за камнем камень,

С трудом великим здание я строю,

Тот светлый храм, ту мощную державу,

Ту новую, разумную ту Русь…»[15 Подробно об этом – в разделе, посвященном царствованию Годунова.] (Толстой 1987:273).

Придуманные художественным воображением А.К. Толстого, но основанные на изученных им фактах истории, эти слова свидетельствуют о том, что по характеру Борис Годунов был рассудительным, совестливым человеком с трезвой оценкой того состояния, в котором оказалась Московское царство после Ивана Грозного. Забегая вперед, стоит сказать, что сама смерть Годунова[16 Если конечно верить официальной версии об апоплексическом ударе. Но в этой версии вполне можно усомниться, если брать во внимание ту боярскую ненависть, которой он был окружен в течение всего периода нахождения у власти] во многом была следствием искреннего боления о настоящем и будущем страны и невозможности осуществить свои замыслы из-за сопротивления бояр и по причине злосчастных обстоятельств, обрушившихся на страну в начале XVII столетия[17 Три подряд неурожайных года (1601-1603 гг.), сильнейший голод в стране и появление самозванца под именем царевича Дмитрия, претендовавшего на русский престол.]

Именно поэтому никак не хочется соглашаться с А.К. Толстым, который верил в виновность Годунова в смерти царевича Дмитрия. Писатель, несмотря на его положительную характеристику личности Годунова, все же обрекает его на роль убийцы в “углическом деле”, решая тем самым якобы нравственно-психологическую проблему “преступления и наказания”. В этом Толстой, к сожалению, идет за Пушкиным. И тот и другой просто назначают Годунова детоубийцей и наказывают его за это: Пушкин – народным гневом и собственной замученной совестью, а Толстой ощущением своей бесцельной ошибки[18 Здесь Толстой идет по следам некоторых историков, считавших, что Годунов ошибся в своих расчетах делать благо для страны ценою жизни одного ребенка. Идея о том, что Толстой, как и Пушкин, в этом вопросе подавал руку Достоевскому, художественно красива, но ложна, по сути. Потому что достоевская “слезинка замученного ребенка” в отношении Годунова не только не доказана, но именно она была более всего невыгодна самому обвиняемому.] в убийстве царевича Дмитрия и гневом Божьим.

Исходя из сказанного выше, Годунова в психологическом отношении можно причислить к холерикам-интровертам.

Раздел третий. Семья

Жена Годунова – Мария Григорьевна Годунова (в девичестве Мария Скуратова-Бельская) – дочь Малюты Скуратова, предводителя опричников при Иване Грозном и главы тайной его службы. История оставила о ней слишком мало свидетельств. Даже точная дата ее рождения неизвестна. Можно предположить, что родилась она в середине 50-х годов XVI века, поскольку стала женой Годунова приблизительно в 1670 г., а девушки той поры выходили обычно замуж в 16-18 лет. Из сохранившихся источников известно, что она была надежной и верной спутницей Бориса Годунова на протяжении всей их совместной жизни. Она была заботливой и любящей матерью их детей – сына Федора и дочери Ксении.

Сын Годунова – Федор Борисович Годунов, названный так видимо в честь деда, родился в 1689 г. Имел хорошее по тому времени образование. Вот какое описание оставил о нем князь и писатель XVII века И.М. Катырев-Ростовский[20 В первом браке был женат на боярской дочери Татьяне – сестре Михаила, первого царя из династии Романовых.] «Царевич Федор, сын царя Бориса, отроча зело чудно. Благолепием цветущ; очи имя велики и черны; лице же бело, млечного белостию блистая; возрастом среду имея, телом изобилен. Научен же без отца своего книжному сочетанию, в ответах дивен и сладкоречив велми; пустотное и гнилое слово никогда из уст его не исхождало; о вере же и о поучении книжном со усердием прилежаше» (http://aminpo.ru/dopoln/stranic/kreml/kreml/_G0030.html). После вступления отца на престол (1598 г.) стал царевичем и наследником царской власти. Привлекался к государственным делам, имея уже в девятилетнем возрасте собственную печать. Регулярно заседал в Государственной думе и принимал послов, среди которых были женихи сестры Ксении – Густав Шведский и Иоанн Датский. По Н.М. Карамзину, он являлся «первым плодом Европейского воспитания в России» (Карамзин 2011:51). Отец готовил его в “просвещенные государи”, хотя, как отмечали некоторые современники, сам являлся редким для русских монархов экземпляром: был абсолютно безграмотным[21 Однако для такого недюжинного ума, которым обладал Годунов, трудно себе это представить. Скорее всего, он не имел систематического книжного образования, которым, как известно, блистал Иван Грозный.] Однако противники Бориса Годунова распространяли слухи внутри России и за ее пределами о том, что Федор был болезненным юношей и страдал слабоумием[22 Эти же силы, несомненно, причастны к убийству Федора (1605 г.), занявшего престол после смерти отца.] А. К. Толстой, изучивший множество документов, связанных с Борисом Годуновым, в третьей части своей драматической трилогии «Царь Борис» словами отца, обращенными к боярам, так рисует Федора:

«Мой сын, царевич Федор,

Вам здравствует со мной, бояре! Он

Летами млад, но ко святой Руси

Его любовь равна моей. В нем буду

Готовить мне достойного на царство

Приемника. Любить его, бояре,

Я вас прошу!» (Толстой 1987: 295).

Дочь Годунова – Ксения Борисовна Годунова родилась в 1582 г. Вместе с братом получила хорошее по тому времени образование, отличалась красотой и умом. Судя по преданиям, была среднего роста, белая и румяная, с чёрными волнистыми волосами и большими чёрными глазами. Цитируемый уже выше Иван Катырев-Ростовский характеризует ее так: «Царевна же Ксения, дщерь царя Бориса, девица сущи, отроковица чюдного домышления, зелною красотою лепа, бела вельми и лицом румяна, червлена губами, очи имея черны велики, светлостию блистаяся, бровми союзна, телом изобильна, млечною белостию облиянна, возрастом ни высока, ни ниска, власы имея черны велики, аки трубы, по плечам лежаху. Во всех женах благочинийша и писанию книжному навычна, многим цветяше благоречием, воистину во всех своих делах чредима; гласы воспеваемыя любляше и песни духовныя любезне желаше» (http://borisgodunov.ucoz.ru/index/ksenija-godunova/0-16) А А.К. Толстой в упомянутой уже трагедии «Царь Борис» пишет о царевне Ксении (со слов бояр и простолюдинов, обступивших трон царя Бориса) следующее:

«Господь благослови

Тебя, царевна наша! Божья пташка!

Весенний цветик наш!... Касатка наша!

Кто за царя не рад бы умереть?

Но любим мы тебя не за него –

За разум твой! За ласковый обычай!

За тишину! За ангельские очи!

Господь с тобой» (Толстой 1987: 308).

Судя по некоторым источникам, семья Годуновых жила в ладу и согласии. В России после многовековой монополии династии Рюриковичей, в царскую власть вливалась новая свежая кровь. Видно, что сам Борис Годунов, его жена и дети не совсем похожи на тех, кто долгое время стоял у кормила русской власти. Все для России обещало быть совершенно иным, более светлым и открытым. Однако историческое провидение[23 Было ли это Божье провиденье, а не силы противоположной – вопрос, который лежит в мистике русской истории.] распорядилось так, что династии Годуновых была уготована короткая и трагическая судьба, в которой не последнюю роль сыграли Романовы, воссевшие на излете Великой русской смуты на русский престол на триста лет и четыре года[24 Отняв четыре года из этого срока, Н.М. Коняев пишет: «Триста лет правления Романовых, пришедших на смену Рюриковичам, по сути, были столетиями борьбы новой династии с духовной самостоятельностью и своеобразием Руси. Триста лет пытались Романовы построить Русь по западному образцу, перелицевать ее духовность на протестантский лад» (Коняев 2016:44).]

Раздел четвертый.

Характеристика эпохи до прихода к власти и путь к ней.


Используя современную терминологию, с именем Ивана Грозного связан процесс модернизации Московского царства. Осуществляется реформа власти: великий князь получает титул царя. С помощью института опричнины[26 Суть этого института состояла в отторжении у подданных царя земель и имущества в пользу государства. По повелению государя выделялись особые земли, предназначенные исключительно для его собственных нужд и нужд опричников. На этих землях, которые были закрыты для всех остальных, существовало свое собственное управление. Само слово “опричнина” происходило от древнерусского “опричь”, т.е. “исключительный”, “особый”. Численность царских опричников колебалась, в зависимости от времени, от тысячи до двух тысяч человек.] реформируются и другие сферы государственного устройства. Россия, хотя и медленно, но все же выходит из стадии средневекового состояния. Однако по сравнению с Европой, где власть монарха, так или иначе, ограничена со стороны феодальной олигархии, Иван Грозный доводит сакрализацию своей власти до высшего предела. Об этом не без доли скрытого сарказма русский историк В.О. Ключевский пишет так: «Иван IV был первый из московских государей, который узрел и живо почувствовал в себе царя в настоящем библейском смысле, помазанника Божия[27 Это где-то сродни принципу “непогрешимости Папы Римского”.] Это было для него политическим откровением, и с той поры его царственное я делалось для него предметом набожного поклонения. Он сам для себя стал святыней и в помыслах своих создал целое богословие политического самообожания в виде ученой теории своей царской власти. Тоном вдохновенного свыше и вместе с обычной тонкой иронией писал он во время переговоров о мире врагу своему Стефану Баторию, коля ему глаза его избирательной властью: “Мы, смиренный Иоанн, царь и великий князь всея Руси по Божию изволению, а не по многомятежному человеческому хотению”[28 Намек на принцип избрания Сеймом польского короля.] … Однако из всех этих усилий ума и воображения царь вынес только простую, голую идею царской власти без практических выводов, каких требует всякая идея. Теория осталась не разработанной в государственный порядок, в политическую программу. Увлеченный враждой и воображаемыми страхами, он упустил из виду практические задачи и потребности государственной жизни и не умел приладить своей отвлеченной теории к местной исторической действительности. Без этой практической разработки его возвышенная теория верховной власти превратилась в каприз личного самовластия, исказилась в орудие личной злости, безотчетного произвола. Потому стоявшие на очереди практические вопросы государственного порядка остались неразрешенными» (Ключевский 2005:390 ).

Эта характеристика Ивана Грозного с явным креном к политическому приговору, является, тем не менее, наиболее мягкой по сравнению с другими, которые давались русскому “царю-злодею” отечественными историками[29 Об иностранных лучше умолчать, ибо у них в большинстве своем характеристика Ивана Грозного - это откровенная неправда и заведомый вымысел.] Приводить каждую из них занятие неблагодарное и не продуктивное. Все они склоняются к одному: правление Ивана Грозного – это череда ничем не оправданных репрессий, граничащих с кровавым террором в отношении не только далеких, но и близких к нему людей. И все это якобы делалось ради установления самодержавной личной власти, которая к концу царствования стала де апофеозом бесправия и деспотизма. Но что действительно лежало в основе всего этого, каких целей достигал Грозный и достиг ли их? Это оставалось вне поля зрения российской историографии.

А между тем, именно Иван VI Грозный был демиургом Российской империи[30 Продолжателем дальнейшего становления российской империи был, конечно, Борис Годунов, что он делал и в период правления царя Федора Иоанновича в качестве регента и во время собственного царствования. Петр Первый лишь искусно использовал заложенный его предшественниками фундамент будущего имперского здания.] Для этого он вступил в смертельную схватку с правящим классом Московского царства – высоким боярством. Оно для сохранения своих привилегий всячески противодействовало централизации власти и единству территории страны. По сути, репрессии Грозного были направлены против особо могущественных представителей государственной элиты. По его собственному выражению, он таким образом “перебирал людишек”[31 Как показало будущее, окончательно “перебрать людишек” Ивану Грозному не удалось. Их остатки, уничтожив всю семью Годунова, опрокинули Московскую Русь в пучину смуты, едва не приведшей к исчезновению российского государства.] О том, что эти “людишки” были людьми не простыми говорит «Синодик опальных царя Ивана Грозного»[32 Список этих опальных составил сам царь.]; это все “вятшие мужи” (лучшие люди) вместе со своими помощниками. В синодике даны их биографии, феодальные статусы и социально-политические претензии. Эти люди, обладая громадными материальными средствами, имели сильное влияние в духовенстве (идеология), во всех приказах (бюрократия), выращивая нужных им и зависимых от них людей. Это была, если так можно выразиться, финансово-военная корпорация, с которой можно было бороться только насильственными методами, что Иван IV Грозный[33 Кстати, получившего это прозвище только после его смерти. Большинство исследователей склоняются к тому, что таким прозвищем его наделил сам народ. Но, судя по тому, как от него пострадали “сильные мира сего”, то это дело их рук.] и делал. В противном случае он должен был подчиниться дворянской вольнице, существование которой угрожало не только русской государственности, но и лично самому царю. Однако полностью искоренить и извести государственную порчу в лице высокого боярства “царю-злодею” так и не удалось[34 Когда говорят о непомерном всевластии Ивана Грозного, то забывают, что по его инициативе и прямому указу был создан так называемый Стоглавый собор – представительный орган Московского царства.] В число “людишек”, которых он “перебирал”, не попали бояре Годуновы и Романовы, между которыми поначалу образовался союз. Он в последствии, скорее всего при возвышении Бориса Годунова в царствовании Федора Иоанновича и уж тем более после его венчания на престол, был нарушен Романовыми и превращен ими в свою противоположность – тайный заговор против “безродного выскочки”, потомка татарских мурз. Да, действительно Борис Годунов в условиях всевластия Ивана Грозного смог успешно прошагать по крутой и скользкой лестнице государевой службы: от рядового опричника до боярина[35 В этом ему во многом помогла его женитьба на дочери Малюты Скуратова Марфе (Марии) и женитьба сына Ивана Грозного Феодора на его сестре Ирине. Годунов, таким образом, одновременно породнился с царем и шефом его тайной полиции.] Еще до своего восшествия на русский престол, будучи фактическим правителем государства при свояке, он прошел, говоря современным языком, стажировку на должность монарха. Произошло это по причине физической и политической немощи сына Ивана Грозного. Его исчерпывающую характеристику мы находим у Ключевского: «…Поучительное явление в истории старой московской династии представляет этот последний ее царь Федор. Калитино лемя, построившее Московское государство, всегда отличаясь удивительным умением обрабатывать свои житейские дела, страдало фамильным избытком заботливости о земном, и это самое племя, погасая, блеснуло полным отрешением от всего земного, вымерло царем Федором Ивановичем, который, по выражению современников, всю жизнь избывал мирской суеты и докуки, помышляя только о небесном» (Ключевский 1988:18).

Этот свой собственный зачин к характеристике царя Федора Ключевский дополняет мнениями о последнем Рюриковиче его иностранными и отечественными современниками. Польский посол Лев Сапега сообщает, что «…царь мал ростом, довольно худощав, с тихим даже подобострастным голосом, с простодушным лицом, ум имеет скудный или, как я слышал от других и заметил сам, не имеет никакого, ибо, сидя на престоле во время посольского приема, он не переставал улыбаться, любуясь то на свой скипетр, то на державу (Ключевский 1988:18).

Швед Петрей замечает, что «…Федор находил удовольствие только в духовных предметах, часто бегал по церквам трезвонить в колокола и слушать обедню. Отец горько упрекал его за это, говоря, что он больше похож на пономарского, чем на царского, сына. В этих отзывах, - замечает Ключевский, - несомненно, есть некоторое преувеличение, чувствуется доля карикатуры. Набожная и почтительная к престолу мысль русских современников пыталась сделать из царя Федора знакомый ей и любимый ею образ подвижничества особого рода. Нам известно, какое значение имело и каким почетом пользовалось в древней Руси юродство Христа ради[36 См. об этом статью: Заринов И.Ю. «Юродство в русской словесности как одна составляющих русского этоса» (Вестник антропологии. 2016. №4. С. 136-150).] Юродивый, блаженный, отрешался от всех благ житейских, не только от телесных, но и от духовных удобств и приманок, от почестей, славы, уважения и привязанности со стороны ближних. И царю Федору придан был русскими современниками этот привычный и любимый облик: это был в их глазах блаженный на престоле, один из тех нищих духом, которым подобает царство небесное, а не земное, которых церковь так любила заносить в свои святцы, в укор грязным помыслам и греховным поползновениям русского человека» (Ключевский 1988:18).

Но на этом Ключевский не останавливается и приводит еще три мнения современников о царе Федоре. Первое принадлежит близкому ко двору князю И.М. Катыреву-Ростовскому: «…Благоюродив бысть от чрева матери своея и ни о чем попечения имея, токмо о душевном спасении». Второе – безымянному современнику: «…В царе Федоре мнишество было с царствием соплетено без раздвоения и одно служило украшением другому». К этим двум характеристиками Ключевский добавляет, что царя Федора «… называли “освятованным царем”, свыше предназначенным к святости, к венцу небесному. Словом, в келье или пещере, пользуясь выражением Карамзина, царь Федор был бы больше на месте, чем на престоле» (Ключевский 1988:19). Третье мнение принадлежит английскому послу Флетчеру: «…Царевич Федор вырос в Александровской слободе, среди безобразия и ужасов опричнины. Рано по утрам отец, игумен шутовского слободского монастыря, посылал его на колокольню звонить к заутрене. Родившись слабосильным от начавшей прихварывать матери Анастасии Романовны, он рос безматерним сиротой в отвратительной опричной обстановке и вырос малорослым и бледнолицым недоростком, расположенным к водянке, с неровной, старчески медленной походкой от преждевременной слабости в ногах» (Ключевский 1988:20).

И, наконец, сам Ключевский в череде приведенных им характеристик заключает: «В лице царя Федора династия вымирала воочию. Он вечно улыбался, но безжизненной улыбкой. Этой грустной улыбкой, как бы молившей о жалости и пощаде, царевич оборонялся от капризного отцовского гнева. Рассчитанное жалостное выражение лица со временем, особенно после страшной смерти старшего брата[37 Имеется в виду неподтвержденное источниками убийство Грозным сына Ивана.] , в силу привычки превратилось в невольную автоматическую гримасу, с которой Федор и вступил на престол. Под гнетом отца он потерял свою волю, но сохранил навсегда заученное выражение забитой покорности. На престоле он искал человека, который стал бы хозяином его воли: умный шурин Годунов осторожно встал на место бешеного отца» (Ключевский 1988:20).

Да, доверие Годунову со стороны Федора в практических делах было видимо безграничным. Однако поэт и писатель К.А. Толстой в трагедии «Царь Федор Иоаннович» - второй из трилогии, написанной об Иване Грозном, его сыне Федоре и Борисе Годунове, указывает на очень любопытную деталь в разговоре царя с шурином:

«Какой я царь? Меня во всех делах

И с толку сбить и обмануть не трудно,

В одном лишь только я не обманусь:

Когда меж тем, что бело иль черно,

Избрать я должен – я не обманусь» (Толстой 1987:236).

Здесь уместно повторить, что художественное чутье и интуиция порою значат куда больше, чем даже свидетельства современников, которые часто подвержены влиянию политической конъюнктуры и личным пристрастиям. Часто они претендуют на правдивое освещение событий, на их объективную картину и точные указания объективности. Но, как справедливо считает К. Валишевский, «…такие указания, бесспорно, недостаточны, чтобы установить достоверность события, если такая вообще существует в исторической науке» (Валишевский 1989:112)[38 Ниже книга этого автора «Смутное время» (Валишевский 1989) будет часто цитироваться, поэтому есть необходимость дать ей максимально объективную характеристику: 1) этот труд трудно назвать чисто историческим исследованием, хотя автор претендует именно на таковой. По стилю изложения и по изобилию вольных рассуждений на различные темы русской смуты книга скорее полухудожественное произведение; 2) очевидна тенденциозность книги в оправдании роли Польши в смуте и в постоянном акценте на русскую отсталость, граничащую с национальной ущербностью во всех сферах социально-экономического и политического бытия; 3) многочисленные ссылки на источники не делают книгу серьезным историческим исследованием, ибо ссылки эти случайны, беспорядочны и не всегда заслуживают доверия. И все же некоторые исторические факты, наблюдения и характеристики, которые автор приводит в своей книге, могут быть использованы в изложении событий, происходивших в ходе русской смуты.]

Этот тезис вполне справедлив и по поводу стереотипа, сложившегося в исторической науке в отношении последнего Рюриковича на русском престоле. Его некоторым образом подвергает сомнению Ф. Шатрова в заметке « 7 фактов о блаженном царе Федоре Иоанновиче». Среди прочего автор сообщает два очень любопытных факта из биографии Федора. Первый: «Сесть на боевого коня в войне со шведами безынициативного царя заставил Годунов – одним своим видом Федор Иоаннович, якобы, помогал справиться с упрямством знатных князей, возглавлявших русские полки. Мог ли “помешанный” вдохновлять на победы и одержать хоть и частичный, но реванш – вернуть Копорье, Ям, Ивангород и Корелу?» (http://russian.ru). Второй: «Сын не сумел победить в себе отцовскую страсть к кровавым “забавам”: он мог часами наблюдать за кулачными боями или следить за поединками охотников с медведями, зачастую заканчивающихся трагически для двуногих “гладиаторов”» (http://russian.ru). Хорош блаженный! Выходит, что в смиренном Федоре Иоанновиче скрывался хорошо запрятавшийся бес[39 Любопытный факт о царствовании Федора Иоанновича мы находим у А.Б. Широкорада: «Федор был первым из московских владык, кто включил в свой титул наименование “самодержец”» (Широкорад 2010:19).]

Нарисовав внешний и психологический портрет царя Федора, попробуем дать характеристику времени его сидения на престоле, когда все государственные дела вершит тот, кому предстояло сменить Федора на этом престоле. После жесткого, если не сказать жестокого, правления Ивана Грозного, в России устанавливается относительное спокойствие; исторические факты свидетельствуют о стабильном развитии Московского царства в это время. Государственная казна щедро пополняется, крупные войны не ведутся. Не наблюдается никаких протестных социальных движений и даже намеков на смуту.

Важным шагом в укреплении позиций Московского царства, как внутри, так и за его рубежами, становится учреждение патриаршества. Первым русским патриархом Поместным собором избирается митрополит московский Иов. Встает вопрос, почему это не произошло при всемогущем Иване Грозном? Ответ напрашивается один и сам собой. Иван Грозный не мог допустить, чтобы рядом с ним появился высший церковный сан, могущий себя противопоставить ему – “помазаннику Божьему”[40 В этой связи стоит напомнить о резком его противостоянии с митрополитом Филиппом, закончившегося для последнего трагически. Фактор конкуренции высших властей – светской и церковной – стал причиной ликвидации Петром Первым патриаршества.]. Годунов, напротив, появлением на русской земле патриарха, показывает, что сама формула о Божьей помазанности царя не есть абсолют, как и сама власть по своей сути. Можно предположить, что он мыслил смягчить эту формулу, и абсолютная монархия могла бы приобрести черты конституционности намного раньше, чем это произошло триста лет спустя под давлением народных масс при последнем Романове – Николае Втором[41 Кстати, последнего Романова вполне можно сравнить с последним Рюриковичем. Только при Николае II не оказалось такой великой личности, как Годунов. Что касается поднятого ныне на щит Петра Столыпина, как несостоявшегося спасителя России, то, если оценивать его реформы беспристрастно, они только приблизили социальный взрыв 1917 г.] Упрек же историков Щербатова и Карамзина, увидевших в установлении патриаршества, в чем Годунов принимал непосредственное участие, “подкрепление себя вообще” и “прямо для достижения престола” (Соловьев 1995:177), можно приписать все тому же желанию романовской историографии принизить достижения Годунова в управлении страной[42 Вместе с тем посредством принижения государственной деятельности Годунова оправдывается факт прихода к власти Романовской династии. В этом вполне можно усмотреть исполнение послегодуновской историографией социального заказа.] При царе Федоре в России, но при непосредственном участии Годунова и его покровительстве архитекторам, скульпторам и обычным строителям, развернулось до того небывалое градостроительство. В 1585 г. была построена крепость Воронеж, а год спустя – Ливны. Для улучшения связей центра страны с волжским регионом возводятся такие города, как Самара (1686 г.), Царицын (1689 г.), Саратов (1590 г.). За три года (1589-1592 гг.) был восстановлен г. Елец.

Из социальных преобразований наиболее заметным стало облегчение жизни посадских людей. Торговцы, ремесленники и другой трудовой люд, которые проживали в так называемых “белых” слободах, т.е. в частных владениях крупных феодалов, теперь приравнивались при уплате налога к населению “черных” слобод. Последние платили так называемое “тягло” государству, размер которого со всей слободы был оставлен на прежнем уровне. Это означало, что для отдельного городского жителя он уменьшался. Упорядочивались и отношения между крестьянами и землевладельцами. В ноябре 1597 г. был издан указ об “урочных летах”, по которому бежавшие от господ крестьяне в течение последних пяти лет подлежали сыску, суду и возвращению назад. Бежавшие шесть лет назад под этот указ уже не подпадали. Многие историки увидели в этом указе и затем в отмене Юрьева дня уже в царствование Годунова, зарождение крепостного права. Но, по мнению Ключевского, это мнение можно отнести “к числу наших исторических сказок” (Ключевский 1987:23).

Политический и управленческий талант Годунова еще при царе Федоре был проявлен им и во внешних сношениях Московского царства. 1595 г. в Тявзине (близ Ивангорода) был подписан мирный договор со Швецией, который подвел черту под войной обоих государств (1590-1593 гг.). В результате к России отошли такие города, как Ивангород, Ям, Кополье и Корела, потерянные еще при Иване Грозном в Ливонской войне.

Если кратко оценивать царствование Федора, когда Россия фактически находилась под управлением Годунова, то это вряд ли лучше получиться, чем это сделал уже цитировавшийся польско-французский ученый Казимир Валишевский – автор книги «Смутное время»: «…Во всяком случае, как внутри, так и извне, правление преемника Иванова было вполне мирно, и страна, после жестоких испытаний в царствование Грозного, обязана Федору как бы перемирием между потрясениями недавнего прошлого и бурей недалекого будущего» (Валишевский 1989:24).

Однако еще за семь лет до воцарения Годунова произошло событие, которое во многом предвосхитило дальнейший ход русской истории и трагический конец несостоявшейся годуновской династии. 15 мая 1591 г. в Угличе загадочно погибает царевич Дмитрий – последний сын Ивана Грозного. Несмотря на проблему законности его престолонаследия (он был сыном шестой жены Иоанна Васильевича, а церковью признавались законными три венчанных ею брака), в общественном сознании царевич Дмитрий рассматривался как будущий после Федора Иоанновича царь. До сих пор смерть царевича Дмитрия окутана мраком тайны. Недруги Годунова – князья Мстиславские, Шуйские, Воротынские, бояре Головины, Колычевы, Романовы при каждом удобном случае пускали в ход слухи том, что зарезали Дмитрия подосланные Годуновым убийцы. Сами же они после совершения этого злодеяния были уничтожены жителями Углича – города, отданного Иваном Грозным младшему сыну и его матери Марии Нагой в качестве удела. Эта версия долгое время в исторической науке существовала как неоспоримая, хотя официально после расследования во главе с князем Василием Ивановичем Шуйским было признано, что Дмитрий при игре в “ножички” со сверстниками заколол себя сам в приступе “падучей болезни” (эпилепсия), которой он страдал[43 Несколько лет спустя Шуйский в борьбе за власть дезавуировал выводы своего расследования о нечаянной гибели царевича при игре в “ножички”, обвинив уже покойного Годунова в том, что это именно он подослал братьев Битяговских зарезать Димитрия.]

Много позже в 1829 г. историк М.П. Погодин, обнаружив в архивах подлинник уголовного дела комиссии под руководством Василия Шуйского, доказал невиновность Годунова в гибели царевича Дмитрия. Он убедил некоторых будущих историков, например, С.Ф. Платонова и Р.Г. Скрынникова, что истинной причиной гибели сына Грозного царя был все-таки несчастный случай. Однако семь лет, предшествующих воцарению Бориса Годунова и семь лет его царствования смерть Дмитрия была постоянной удавкой вокруг его шеи, которая до самой кончины Годунова все сильней и сильней затягивалась его врагами. Говорят, что в преступлении смотри, кому оно, прежде всего, выгодно. Так вот в случае с гибелью Дмитрия, она была невыгодна более всех самому обвиняемому[44 Несколько лет спустя Шуйский в борьбе за власть дезавуировал выводы своего расследования о нечаянной гибели царевича при игре в “ножички”, обвинив уже покойного Годунова в том, что это именно он подослал братьев Битяговских зарезать Димитрия.] И, напротив, как показало будущее, она была выгодна годуновским недругам, и, прежде всего – боярам Романовым, захватившим, чуть ли не насильственно, царскую власть через восемь лет после Годунова и его сына Федора[45 На это намекает польско-французский историк К. Валишевский – автор уже ранее упомянутой книги «Смутное время». Скрупулезно разбирая этот эпизод русской истории, он не приходит к однозначному выводу, но в то же время замечает, что гибель царевича Дмитрия была более всего невыгодна для Годунова (Валишевский 1989:88). Схожее утверждение мы находим у Н.М. Коняева: «Годунов прекрасно понимал, что любое происшествие с царевичем Дмитрием враги используют для его дискредитации, и, учитывая это, правильнее будет сказать, что едва ли был на Руси еще один человек, которому бы смерть Дмитрия была так невыгодна, как Годунову» (Коняев 2010:123).]. И, напротив, как показало будущее, она была выгодна годуновским недругам, и, прежде всего – боярам Романовым, захватившим, чуть ли не насильственно, царскую власть через восемь лет после Годунова и его сына Федора[45 В последнее время наметилась тенденция объективного взгляда на роль Романовых в судьбе годуновской династии и их месте в русской смуте начала XVII века. На это указывает появление таких книг, как: Широкорад А. Б. Романовы в Великой смуте. М., 2010 и Коняев Н.М. Романовы. Творцы великой смуты. М., 2011 (переиздана М., 2016). Оба автора на основании сохранившихся и не уничтоженных в романовское время исторических источников идут по пути реабилитации Бориса Годунова в русской истории, к чему неоднократно почти сто лет назад призывал историк С.Ф. Платонов.]

С гибелью Дмитрия пресеклась династия Рюриковичей, что до предела обострило борьбу за русский престол. И именно Годунов в этой борьбе принял на себя основной удар. На него русская история как бы возложила мессианскую роль – сдержать надвигающуюся смуту. И будь судьба к нему более благосклонной, в России могла бы установиться династия, обеспечившая иной путь развития страны – более органичный и цивилизованный[46 Можно предположить, что на этом пути Россия смогла бы избежать крепостного права – явления, которое во многом предопределило ее отставание от Запада во многих сферах общественно-политического развития.],... нежели это происходило три века в романовские времена. Но об этом ниже, в соответствующем этому сюжету месте.
...
Заканчивая раздел о канунах прихода к высшей власти обоих Борисов – Годунова и Ельцина – следует напомнить об их сходствах и различиях. К сходствам следует отнести то, что это был глубокий разлом в истории России, когда любые незначительные факторы, влияли на дальнейший вектор развития страны (точка бифуркации). Менялись не просто эпохи, а целые исторические эры. В прошлое уходило то, что для общественного сознания казалось незыблемым и вечным. На глазах исчезали все бывшие ориентиры, и будущее становилось зыбким и туманным. Именно в такие времена как никогда усиливается роль субъективного фактора, что и продемонстрировали оба наши героя.

Но если Годунов своим служением в царствовании Федора Иоанновича делал все для того, чтобы создать все возможное для относительной экономической и социально-политической стабильности России[83 Здесь возникает образ царя Грузии Давида IV Багратиони, прозванного Строителем благодаря его объединительной политики (XI в.).]...

Различия в преддверии прихода к высшей власти обоих Борисов носят исключительно историко-временную подоплеку. Годуновские времена – это позднее средневековье со всеми его экономическими и социально-политическими атрибутами, когда в быту торжествовал домострой, а в социальных отношениях традиционализм. Годы правления Ельцина пришлись на засилье постмодернизма, в котором восторжествовал релятивистский подход к действительности. Стираются все различия между добром и злом; общепризнанные нормы морали перестают существовать. Относительность становится главным фактором в объяснении действительности и во взаимоотношениях людей. Отсюда во главу угла во всем ставятся деньги, нажива...

Раздел пятый. Время нахождения на самой вершине власти

Приход к власти обоих Борисов был не прост, если не сказать тернист. Но как мы видели, Годунов шел к царской власти, укрепляя не только ее позиции, но и мощь российского государства...Годунов ждал своего избранства на царский трон, будучи уже при царствовании своего предшественника обвиненным его противниками в убиении только одного человека – царевича Дмитрия...в случае с Годуновым его непосредственная причастность к гибели царевича Дмитрия не подтверждена ни документами, ни какими-либо заслуживающими доверия свидетельствами.

***

Описание царствования Бориса Годунова целесообразно начать с процедуры его избрания на царство. Как свидетельствуют исторические источники, на которых основывались А.С. Пушкин и А.К. Толстой, создавшие свои трагедии соответственно «Борис Годунов»[89 Гению тоже свойственно ошибаться, что и произошло с Пушкиным в его оценке Годунова в русской истории. Однако, несмотря на это, на свет появилось одно из величайших произведений поэта. И то, что его гений обратился к Борису Годунову, говорит о том, что личность этого человека была не проходной в русской истории, как это старались показать многие русские и советские специалисты по этому ее периоду.] и «Царь Борис»[90 В противоположность Пушкину, пересказавшему в трагедии «Борис Годунов» версию о его правлении историков Татищева, Шлецера, Миллера и Карамзина, А. К. Толстой писал свою трилогию «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис», сам, изучив громадный пласт различных источников по русской истории. Именно поэтому он постарался изобразить образ Годунова не так, как это сделал Пушкин. Он признается, что, «… идея трилогии родилась во мне только во время создания “Федора Иоанновича”, а что до того я не любил Бориса». И только, начав писать третью пьесу, Толстой понял, что главный герой всей его трилогии – это Борис Годунов. И в этой связи он пишет: «Царь Борис не только посещает меня, но сидит со мной неотлучно и благосклонно повертывается на все стороны, чтобы я мог разглядеть его. Увидев его так близко, я его, признаюсь, полюбил» (Толстой 1987:3).] , восхождение на престол он почему-то всячески откладывал. Можно подумать, что это была своеобразная тактика – дескать, соглашусь тогда, когда сильнее попросите и ниже поклонитесь. И тогда власть моя будет сильна и непререкаема[91 В электронном ролике You Tube под названием “Избранный царствовать” [ссылка добавлена атором блога], освещающем открытие выставки в Кремле, посвященной Борису Годунову (“От слуги до государя всея Руси”) говориться, что это был дальновидный политический ход Годунова с целью добиться народной поддержки. Если пользоваться современным языком, то Годунов стремился к легитимности своего избрания на высший государственный пост.]

А почему не предположить, что сомнения и смятения (а может быть и мрачные предчувствия) мучили Годунова. Ведь он-то знал цену и вес шапки Мономаха, пройдя всю иерархическую лестницу от рядового опричника до вельможного боярина. Конечно, не последнюю роль при согласии венчаться на престол сыграло и естественное честолюбие человека, более десятка лет управлявшего страной за спиной другого. Но это честолюбие, по мнению А.К. Толстого, в корне отличалось от непомерного властолюбия Ивана Грозного. Как уже отмечалось выше, самодержавная власть была необходима Годунову не как самоцель, а во исполнение благоустройства Руси и выхода ее из средневековья. Но, к сожалению, как часто это бывает, благими намерениями дорога устлана в ад. И для Годунова его царствование действительно стало адом. Однако все по порядку.

Итак, как было сказано выше, Годунов открыто не рвался занять русский престол. После смерти царя Федора, его преемницей стала Ирина – жена почившего и сестра Годунова. Но в отличие от властолюбцев в юбке, последовавших после Петра Первого – Екатерины Первой, Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и переплюнувших всех в этом качестве Екатерины Второй – Ирина после 9 дней царствования, приняла подстриг под именем Александры, удалившись в Новодевичий монастырь. Верховная власть перешла к Боярской думе и патриарху Иову, который по-настоящему был предан Годунову[92 По всей видимости, он отдавал должное Годунову за то, что тот в царствование своего предшественника активно способствовал появлению патриаршества на Руси и выдвижению его – митрополита – в патриархи.] с полным убеждением, что он более всех достоин быть государем, ибо имел громадный опыт управления государством при царе Федоре, когда на Руси воцарился порядок и спокойствие. Кроме того, Годунов и его ближайшее окружение к моменту его избрания на царский престол стали обладателями громадных денежных средств, что прочно связало их с интересами местных властей Московского государства.

Сразу после отказа от трона царицы Ирины патриарх, поддержанный Боярской думой, просит Годунова, чтобы он принял царство, но тот категорически отказывается. Это было в начале февраля 1597 года. Дальше хронология событий была такова: 17 февраля созывается Земский собор с выборными в количестве 450 человек[93 Разные историки приводят разные цифры представителей на Земском соборе; кто больше, кто меньше. Но не в этом суть. Главное, что Собор был тем представительным органом, на котором впервые в русской истории происходило избрание самодержца на престол.] ; это преимущественно духовенство и служилые люди. Большинство их – сторонники Годунова. Патриарх выступает с пламенной речью, и Земский собор единодушно постановляет “бить челом Борису Федоровичу и кроме него никого на государство не искать” (Шрокорад 2010:36). И только после этого 21 февраля Годунов соглашается исполнить просьбу земских людей. Спустя два с небольшим месяца (30 апреля) он переезжает со всей семьей из Новодевичьего монастыря в Кремль.

Но обстоятельства складываются таким образом, что 2 мая из-за нашествия крымских татар Годунов во главе многочисленного войска выдвигается из столицы, остановившись близь Серпухова. Но вместо битвы хан посылает послов с мирными предложениями[94 Это загадочное событие так и не получило в истории рационального объяснения.] . Наконец, 1 сентября 1598 году, то есть в первый день Нового года по тогдашнему русскому календарю происходит венчание Бориса Годунова на царство. В этой торжественной церемонии у него, человека сдержанного, осторожного и несклонного к артистизму, видимо от переизбытка чувств, вырываются слова, поразившее всех присутствующих. “Отче великий патриарх Иов! Бог свидетель сему, никто же убо будет в моем царстии нищ, или беден”! Тряся за ворот сорочки, царь прибавил: “и сию последнюю разделю со всеми” (Толстой 1987:8). Во время венчания и после него царь Борис Годунов одаривает своих поданных великими щедротами: служилым людям выдается двойное годовое жалованье, купцам дается право беспошлинной торговли на два года, земледельцы освобождаются на год от податей. Несмотря на отмену Юрьева дня (право перехода крестьянина к другому помещику), точно фиксируется, сколько крестьяне должны были работать на помещиков и платить им оброк или отрабатывать барщину. Этот шаг вовсе не свидетельствовал о начале закрепощении крестьянства, как считают некоторые историки. Скорее наоборот, ибо он способствовал упорядочению отношений землевладельцев и крестьян. Более того, когда это было достигнуто, Юрьев день был восстановлен с придачей ему юридической силы. В этой связи стоит привести слова В.О. Ключевского: «Излагая историю крестьян в XVI в., я имел случай показать, что мнение об установлении крепостной неволи крестьян Борисом Годуновым принадлежит к числу наших исторических сказок. Напротив, Борис готов был на меру имевшую упрочить свободу и благосостояние крестьян: он, по-видимому, готовил указ, который бы точно определил повинности и оброки крестьян в пользу землевладельцев. Это – закон, на который не решалось русское правительство до самого освобождения крепостных крестьян» (Ключевский1987:23). К этим словам русского историка можно присовокупить и мнение упомянутого выше польско-французского автора К. Валишевского: «… Борис явно старался улучшить до некоторой степени положение крестьян; а с другой стороны, никогда, ни в один из моментов в течение всего этого бурного периода крестьяне, как таковые, ни разу не поднимали знамени восстания на защиту своих особливых интересов» (Валишевский 1989:79)[95 Этого не произошло и во время голода, вызванного тремя подряд неурожайными годами (1603-1605 гг.). Значит и указания некоторых историков на то, что смута началась уже в царствование Годунова, не состоятельны.]. Из всего этого напрашивается вывод: крепостное право, отбросившее назад социально-экономическое и политическое развитие России на пару сотни лет в сравнении с Западной Европой, не было изобретением и виной Годунова. Оно долго рождалось в социальных глубинах русского общества и окончательно институционально оформилось при романовской династии.

Первые годы царствования Годунова были продолжением благодатного царствования Феодора Ивановича, что вполне понятно, ибо реальная власть оставалась в одних и тех же руках[96 А.Б. Широкорад считает, что «…избрание Годунова обеспечивало еще и безударный переход власти. Ведь власть переходила не от одного правителя к другому, а просто менялся титул правителя с сохранением всех его функций» (Ширикорад 2010:36).]. Московское царство продолжало развиваться благодаря мудрому правлению нового государя. Однако, как говорилось ранее, самой опасной из двух “ахиллесовых пят” Годунова была гибель царевича Дмитрия (вторая пята – это якобы безродность и инородность его происхождения). Скажем прямо, в борьбе за власть убийство соперников (и не только в России) было обычным делом. Но то, как Годунов болезненно переживал и реагировал на постоянные намеки о его причастности к гибели царевича Дмитрия, говорит о том, что он был человеком, совершенно отличным от большинства персонажей сильных мира сего. Вместе с обвинениями в убийстве последнего сына Ивана Грозного, досужая молва взваливала на Годунова все мыслимые и немыслимые злодеяния. «Он и хана крымского под Москву подводил, и доброго царя Федора с его дочерью ребенком Феодосьей, своей родной племянницей, уморил, и даже собственную сестрицу царицу Александру отравил; и бывший полузабытый ставленник Грозного Семен Бекбулатович, ослепший под старость, ослеплен все тем же Б. Годуновым; он же, кстати, и Москву жег тотчас по убиении царевича Дмитрия, чтобы отвлечь внимание царя и столичного общества от углицкого злодеяния. Годунов стал излюбленной жертвой всевозможной политической клеветы» (Ключевский 1987: 24).

Но, как говориться “и на старуху бывает проруха”. Автор вышеприведенных слов, в конце концов, становится на ту же стезю ничем не подкрепленных обвинений Годунова, которыми полнится большинство исторических работ эпохи Романовых. Нижеприводимая характеристика Годунова, сделанная В.О. Ключевским – это скорее повторенная за другими злобная инвектива, чем объективная реальность:

1. «Чуя глухой ропот бояр, Борис принял меры, чтобы оградить себя от их козней: была сплетена сложная сеть тайного полицейского надзора, в котором главную роль играли боярские холопы, доносившие на своих господ, и выпущенные из тюрем воры, которые шныряли по московским улицам, подслушивали, что говорили о царе, и хватали каждого, сказавшего неосторожное слово» (Ключевский 1987:29).

2. «Донос и клевета быстро стали страшными общественными язвами: доносили друг на друга люди всех классов, даже духовные; члены семейств боялись говорить друг с другом; страшно было произносить имя царя – сыщик хватал и доставлял в застенок. Доносы сопровождались опалами, пытками, казнями и разорением домов. “Ни при одном государе таких бед не бывало”, по замечанию современников» (Там же).

3. «Наконец, Борис совсем обезумел, хотел знать домашние помыслы, читать в сердцах и хозяйничать в чужой совести. Он разослал всюду особую молитву, которую во всех домах за трапезой должны были произносить при заздравной чаше за царя и его семейство. Читая эту лицемерную молитву, проникаешься сожалением, до чего может потеряться человек, хотя бы и царь» (Там же)

4. «Боярская знать с вековыми преданиями скрылась по подворьям, усадьбам и дальним тюрьмам. На ее место повылезли из щелей неведомые Годунова со товарищи и завистливой шайкой окружили престол, наполнили двор. На место династии стала родня, главой которой явился земский избранник, превратившийся в мелкодушного полицейского труса. Он прятался во дворце, редко выходил к народу и не принимал сам челобитных, как это делали прежние цари. Всех подозревая, мучаясь воспоминаниями и страхами, он показал, что всех боится, как вор, ежеминутно опасающийся быть пойманному, по удачному выражению одного жившего тогда в Москве иностранца» (Ключевский:29-30).

И такая убийственная характеристика Годунова, думается, не случайна. В.О. Ключевский воспитывался и образовывался в идеологических штампах историографии времен романовской династии, и, будучи частью этой историографии, он, конечно же, пишет в нужном для нее ключе. Он не пишет, как подло и исподтишка Романовы подтачивали власть безродного выскочки, с их точки зрения, расчищая для себя путь к престолу. Напротив, он акцентирует внимание на том, что «с особенным озлоблением накинулся Борис на значительный боярский кружок с Романовыми во главе, в которых, как и в двоюродных братьях царя Федора, видел своих недоброжелателей и соперников. Пятерых Никитичей, их родных и приятелей с женами, детьми, сестрами, племянниками разбросали по отдельным углам государства, а старшего Никитича, будущего патриарха Филарета[97 Об этом персонаже русской смуты особый разговор, и он впереди], при этом еще и постригли. Как и жену его» (Ключевский 1987:29).

Исходя из логики всей этой инвективы Ключевского в отношении Годунова, где он обвинен во всех мыслимых и немыслимых грехах, все перечисленные Романовы должны были закончить свои жизни не в опале, а на плахе. Тогда, может быть, и судьба самого Годунова и его семьи сложилась бы по-другому. И может быть историческая судьба самой России[98 Здесь уместно привести текст видео, подготовленного на выставке «От слуги до государя государства Российского», посвященной Годунову: «Будучи в постельном приказе во время правления Ивана Грозного, Годунов в кровавых расправах не принимал, и может быть тогда понял, что это не путь для развития России… Тем поразительнее, что, невзирая на жестокую школу службы при дворе Ивана Грозного, Борис Годунов сумел сохранить человеколюбие и здравый смысл. И, взойдя на трон, он не стал деспотом, как бы не принуждали его к тому обстоятельства».]

По мнению В.О. Ключевского, основной причиной этого падения Годунова был его обман, который он совершил по отношению к родовитому боярству. Оно де много натерпевшееся при Иване Грозном, «…теперь при выборном царе из своей братии не хотели довольствоваться простым обычаем, на котором держалось их политическое значение при прежней династии. Они ждали от Бориса более прочного обеспечения этого значения, т.е. ограничения его власти формальным актом, “чтобы он государству по предписанной грамоте крест целовал”…Бояре молчали, ожидая, что Борис заговорит с ними об этих условиях, о “крестоцеловании”, а Борис молчал и отказывался от власти, надеясь, что Земский собор выберет его без всяких условий. Борис перемолчал бояр и был выбран без всяких условий» (Ключевский 1988:28).

Да, возможно этот факт сыграл определенную роль в политической судьбе Годунова, но главная причина боярской оппозиции к новому царю состояла в том, что Годунов, с их точки зрения, как человек плебейского происхождения[99 Видимо, и сам Годунов был подвержен этому комплексу неполноценности, что лишало его уверенности и необходимой жесткости в ходе совершаемых им преобразований.], был недостоин царского трона. К этому добавлялась их зависть к таланту Годунова умело править страной. По большому счету, они боялись той новой державы, которую он строил на их глазах. Боязнь эта взращивала у них лютую ненависть к “безродному выскочке”. Эхо этой ненависти отозвалось уже потом при оценке его не только политического, но и человеческого портрета. Демонизация Годунова после его смерти была возведена в абсолют, что, конечно, стало следствием политической конъюнктуры времен династии Романовых. Им надо было скрыть возглавляемый ими государственный переворот и жестокую расправу с семьей Годунова. Это, и дальнейшие политические комбинации в период смуты, и привело Романовых к царской власти[100 По историческим документам хорошо известно, как вели себя Романовы в период смуты, особенно их лукавый предводитель Федор Никитич Романов. По некоторым сведениям он способствовал польской оккупации и воцарению Лжедмитрия I на русский престол, принял сан патриарха из рук Лжедмитрия II...возглавлял посольство о призвании на русский престол польского царевича Владислава]

Первый, кто занялся диффамацией Годунова, был русский историк немецкого происхождения Герхард Фридрих Миллер[101 Попутно обратим внимание на очень интересный и много говорящий факт: после пресечения мужской линии романовской династии, что произошло после Петра Первого, русские цари к началу XIX века по крови были уже наполовину немцами. Если к этому прибавить тот факт, что сам первый император России в своей политике был откровенным западником и германофилом, то засилье немцев во многих областях социальной и культурной жизни России, в том числе и в науке, никак не удивляет. И еще: в момент, когда М.В. Ломоносов был принят в члены санкт-петербургской Академии наук, он был первым русским. Большинство же Академии составляли немцы (16 человек).].

С его легкой руки, использовавшей неведомо откуда взятые источники (скорее всего это были летописи и документы, отредактированные уже при Романовых) история России, в том числе и годуновский период, подается крайне тенденциозно. Вот, что мы читаем у Миллера в конце его полутора страничного приговора Годунову, который сродни вышеприведенному от Ключевского: «…Борис Федорович Годунов по остроте ума и необыкновенному искусству в делах правления должен быть включен в число величайших людей своего времени[102 Это скрыть было невозможно.]. Но его нравственный характер не соответствовал достоинствам умственным, отчего и происходит, что о нем слышится мало хорошего… Борис принадлежал к числу тех людей, которые для достижения верховной власти считают все средства дозволенными…» (Цит. по Соловьеву 1995:174).

Эта миллеровская характеристика была эстафетно подхвачена, такими известными российскими историками, как М.М. Щербатов, Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев и другими[103 Не избежал этого, как это продемонстрировано выше, и Ключевский в своих прекрасных лекциях по русской истории.]. Очевидные положительные черты Годунова, которые никак нельзя было скрыть, ими старательно затушевывались самыми мерзкими чертами, якобы ему присущими. Источники, скорее всего сфабрикованные в романовские времена, сообщают, что он по ложному доносу начал притеснения бояр Романовых. Но никакого доноса не требовалось, поскольку Романовы вместе с другими высокими боярами открыто выступали против законно избранного царя. Действительно старший Романов Федор Никитич был сослан в Сийский монастырь и пострижен в монахи под именем Филарет. Его жену также сослали в Толвуйский Заонежский погост. Монастырские стены увидели и все братья Федора Никитича. Пострадал и малолетний сын Федора Никитича Михаил – будущий первый царь из династии Романовых. Он был сослан в Белоозеро. Но никто из Романовых не был физически уничтожен[104 Более того содержание “мучеников” Романовых были, по документам, собранных Скрынниковым, были довольно щадящими. «Тюрьмой для опального служил двор с рядом хозяйственных построек, предназначенных для обслуживания тюремного сидельца. Пристав, сопровождавший в ссылку младшего из братьев Романовых, получил приказ выстроить для него двор вдали от посада и проезжей дороги. Инструкция предписывала приставу провести все необходимые работы: „двор поставить… а на дворе велеть поставить хором две избы, да сени, да клеть, да погреб и около двора была (чтобы) городба“. В клети и погребе хранились продукты и снедь. Осужденные получали достаточный корм. Так, Василий Романов получал в день «по калачу да по два хлеба денежных; да в мясные дни по две части говядины да по части баранины; а в рыбные дни по два блюда рыбы, какова где случится, да квас житной». В стране был голод, а казна выделяла деньги для опальных с учетом дороговизны. На содержание младшего Романова была израсходована крупная для того времени сумма в 100 руб. … Кстати, и Михаил Никитич должен был получать пайку, которой и на троих бы хватило. Другой вопрос, что, возможно, пристав попросту воровал продукты» (Скрынников 1978: 88).]. А ведь будь Годунов таким морально безнравственным, как его рисует историография, созданная в романовские времена, то он срубил бы всех своих врагов под корень, как поступили они потом со всей его семьей[105 А по некоторым историческим свидетельствам Годунов сам отслеживал условия содержания опальных Романовых, и по мере их ухудшения или из-за болезни ссыльных царь приказывал сделать все, чтобы эти условия улучшались. Хотя, как это видно из предыдущей сноски, они были и без того довольно сносными.]

Однако не все русские исследователи в эпоху Романовых заразились миллировщиной. Как уже отмечалось выше, весьма положительно Годунова изображает А.К. Толстой в своей драматической трилогии об Иване Грозном, Федоре Иоанновиче и самом Годунове. В ней драматург показывает Годунова как весьма исключительную личность в русской истории, который и в качестве правителя России при царе Федоре, и во время собственного царствования вел Россию путем, который обещал ей встать вровень со многими европейскими странами, при этом не теряя русской своеобычности. И, как это не покажется парадоксальным, именно отсюда проистекли многие беды Годунова. Россия по всем показателем тогдашнего своего развития была не готова к задуманным им преобразованиям. По большому счету, они, наряду с другими внутренними и внешними причинами, стали катализатором русской смуты. Однако, несмотря на эти очевидные объективные причины надвигающихся социальных катаклизмов, царствование Бориса Годунова, особенно в его первые три года, можно считать весьма благополучным и многообещающим.

Так что же замышлял Годунов? И что ему удалось сделать? К сожалению, об этом до нас дошло не много, что можно объяснить не только давностью той исторической эпохи, но и намеренным уничтожением его врагами подлинных свидетельств об его двадцатиоднолетнем правлении Московским царством (четырнадцать лет при царе Федоре и семь лет собственного царствования)[106 Уничтожение исторических источников в постгодуновское время было обычной практикой, и именно этот факт повлиял на истриографию романовских времен. Совешенно справедливо в этой связи пишет популярный журналист и телеведущий канала «РЕН ТВ» Игорь Прокопенко: «Когда писалась официальная российская история, были изданы указы – сначала Петра, потом Елизаветы – собрать все древние книги по всем монастырям с целью якобы создания централизованной библиотеки. А на самом деле уникальные бесценные книги уничтожались. Известно, что по всей России в течение многих лет полыхали костры из рукописей. Принято считать, что в этих книгах были описания языческих обрядов и так далее, а вот некоторые ученые считают, что эти книги содержали факты подлинной российской истории, которая не очень-то устраивала династию Романовых (Прокопенко 2017:13).]. Тем не менее, из того, что нельзя было уничтожить или затушевать мы узнаем, что это время ознаменовалось большими преобразованиями во многих областях общественной жизни страны. Ни при одном из русских царей до Годунова не было такого позитивного отношения к иноземцам. Они на государевой службе при нем были уже не редкостью. Скромные при Иване Грозном связи с европейскими странами, при Годунове приобретают заметную динамику. Москва становится городом, открывшим свои двери западным купцам, врачам, промышленникам, военным и ученым. Иммигранты занимают хорошие должности, высокие жалования, получают земли с крестьянами. Задумка Годунова открыть университет, что произошло только через сто пятьдесят лет при императрице Елизавете Петровне, наталкивается на противодействие со стороны духовенства, боявшегося всяческих новшеств, которые, по их мнению, могли принести на Русь опасные для нее западные идеи.

Но Годунов, по возможности, строит прочный мост отношений с Западом. Для этого он посылает талантливых людей для обучения различным наукам за границу. Правда, этот опыт, в отличие от петровского семь десятилетий спустя, оказывается неудачным: несколько уехавших с этой целью молодых людей обратно в Россию не возвращаются[107 Спокойная реакция на это со стороны Годунова говорит о его либеральном отношении к вопросу свободного выбора (вспомним, как Петр I силою возвращал уехавших учиться за границу).].

Но остановить произошедший наплыв европейской культуры в Россию было уже невозможно; особенно это касалось обихода: одежды, пищи, жилища и внедрения в среду русской аристократии светского образа жизни. Осторожно, без всякого насилия, как это происходило при Петре Первом, внедряется бородобреение.

Начавшееся еще при царе Федоре Иоанновиче градостроительство бурно продолжается и в царствование самого Годунова. Были основаны Белгород (1598 г.) и Царёв-Борисов (1600 г.). Для защиты западных рубежей России строится грандиозное сооружение – Смоленская крепостная стена, названная впоследствии “каменное ожерелье Земли Русской”. В далекой Сибири в 1604 г. строится г. Томск[108 Но еще до этого в период регентства Годунова «… мирному завоеванию этого края способствовали и заселения Строгановых. Их промышленные успехи и создание Пелыма, Березова, Сургута, Тары, Нарыма и Кетского Острога, которые служили центрами привлечения русских земледельцев и ремесленников позволили Федору (последний Рюрикович – И.Ю.) с 1692 года говорить о Сибири как окончательно присоединенной к его владениям области. Кажется, теперь в России об этом забывают» (Валишевский 1989:24).]. Начинается возведение крепостей в Диком поле – степной зоне юго-западной Руси. В московском Кремле строится водопровод, по которому вода с помощью насосов из Москвы-реки подается по подземелью на Конюшенный двор [109 При Годунове в московском кремле была окончательно достроена знаменитая колокольня Ивана Великого, приобретшая современный вид.] Под руководством зодчего Федора Савельева (по прозвищу “Конь”) возводятся девятикилометровые стены Белого города.

В 1601—1602 гг. Годунов идет даже на временное восстановление Юрьева дня. Правда, был разрешен не выход, а только вывоз крестьян, и не всех категорий. Это дает возможность дворянам спасти свои имения от надвигавшейся их деградации, и даже от полного их исчезновения. Но этот в будущем господствующий класс России, при Годунове еще не достигает тех сил, чтобы кардинально воздействовать на развитие страны. Боярство, особенно высшее, - это еще мощнейшая сила в стране. Она продолжает определять стиль и направление ее развития. Именно этими силами инспирируется уже привычная характеристика Годунова, произнесенная одним из современников той поры: «цвёл он, как финик, листвием добродетели и, если бы терн завистной злобы не помрачал цвета его добродетели, то мог бы древним царям уподобиться. От клеветников изветы на невинных в ярости суетно принимал, и поэтому навёл на себя негодование чиноначальников всей Русской земли: отсюда много ненасытных зол на него восстали и доброцветущую царства его красоту внезапно низложили» (htths://ru/wikipedia.org/wiki/). В этих словах мы слышим знакомый мотив, сочиненный ненавистниками и завистниками “безродного выскочки”. Именно такое прозвище получает Годунов со стороны окружавших его престол.

Один из них был боярин Богдан Бельский. Он не скрывал своих притязаний на то место и положение, которое занимал Годунов при царе Федоре. Будучи сторонником царевича Дмитрия, Бельский почти открыто обвинял Годунова в убийстве престолонаследника. Не скрывал он и того, что всячески противодействовал избранию Годунова на царский трон. А уж когда тот сел на него, он вместе с другими родовитыми боярами встал в открытую оппозицию к новому царю, которая особенно проявилась в то время, когда Годунов поручил ему строительство города Царёв-Борисов. Там Бельский в присутствии большого количества людей похвалялся: «Борис – царь в Москве, а я в Борисове». Якобы по доносу это дошло до Годунова, и тот сослал Бельского подальше от Москвы.

Вполне возможно, что именно Бельский был одним из первых, кто стал распространять слухи о чудесном спасении царевича Дмитрия[110 Широкорад пишет об этом еще более определенно: «…Слух в конце 1600 г. – начале 1601 г. ходил не по низам, а по верхам. О нем уже знали иностранцы, но ничего не знали в провинциальных городках, не говоря уже о селах. Таким образом, пропаганда велась крайне грамотно. Синхронно пошел и «девятый вал» дезинформации о Борисе Годунове, что тот-де всех поизвел, кого мог – поубивал, а царя Симеона колдовством зрения лишил. Столь же синхронно появились различные байки о хороших боярах Романовых, «сродниках» царя Федора. Не буду утомлять читателя их пересказом, а интересующихся отправлю к исследованиям по средневековой русской литературе и эпосу. Замечу лишь одно: сей народный фольклор касался только Романовых. Нет ни песен, ни сказок про Шуйских, Мстиславских, Оболенских и про другие древние княжеские роды. Неужели нужно пояснять, что режиссер у этого спектакля был один и тот же, как, впрочем, и заказчики? Итак, царь – изверг на троне, хорошие бояре в опале, а где-то скитается восемнадцатилетний сын Ивана Грозного. Естественно, спасенный Димитрий не мог не явиться, даром, что ли, велась вся кампания» (Широкорад 2010:47).]. Ведь и раньше, до несчастного случая в Угличе, он был активным сторонником царевича в деле продвижения его кандидатуры на русский престол. Скорее всего, и смерть Годунова случилась не без участия Бельского. Незадолго до нее Годунов успел отвести надвигавшуюся опасность со стороны самозванца, который в октябре 1604 г. с небольшим отрядом казаков и поляков пошел на Москву. В январе 1605 г., встреченный правительственными войсками, в битве при Добрыничах самозванец был разбит, отступив в Путивль. Однако дальнейшие зловещие события в стране, процветанию которой Годунов отдавал все свои силы[111 Этому человеку до всего было дело, когда оно касалось процветанию страны. У Карамзина мы находим интересный факт, показывающий, как Годунов реагировал на излишнее винопитие русского человека. «Несчастная страсть к крепким напиткам, - пишет историк, - долгое время была осуждаема в России учителями христианства и мнениями людей нравственных…Борис запретил сию вольную продажу крепких напитков (Карамзин 2011:23).], ему уже не суждено было увидеть. Но об этом в следующей главе.
...

Раздел шестой. Уход из власти и исторические последствия.

***

Как это не банально звучит, но все в этой жизни имеет свой конец. Был он и у власти Годунова... Однако, как это следует из всего содержания предыдущих моих размышлений... уход из власти... – это не только трагедия всей его семьи, но и завершение много обещавшего пути России...

***

Документально оформленных свидетельств истинной причины смерти Годунова не существует. Официально было объявлено, что она наступила от апоплексического удара. Но никак нельзя исключать и того, что Годунову помогли уйти из жизни те, кто “жадною толпой” стояли у его трона. Занявший его “безродный узурпатор” оскорблял их чувства – чувства знатных и родовитых дворян. В борьбе за отъём у Годунова царской власти всех жаждущих её смогли превзойти бояре Романовы, во главе Федором Никитичем Романовым, имевшим, говоря современным языком, значительные преференции перед всеми остальными высокими боярами[133 Об этом человеке разговор особый, ибо он стоял в центре политических интриг вокруг борьбы за власть после царствования Федора Иоанновича, заговора против Годунова, инспирирования смуты и приведения к власти романовской династии.].

После смерти Годунова по закону власть переходит к его жене Марии Годуновой. Но в отличие от властолюбцев в юбке, косяком последовавших после Петра I-го, она одновременно принимает отречение и монашеский постриг. Царская власть переходит сначала к патриарху Иову, а затем к прямому наследнику Годунова – его сыну Федору. Но согласиться с этим высшее боярство не может. Воспользовавшись приближением к Москве войск Лжедмитрия и началом беспорядков в столице, нового царя и его мать отравляют. Скрывая это преступление, официально объявляется об их самоубийстве. Совершается ни что иное, как дворцовый переворот, «…первый из тех переворотов, которые затем в течение следующих столетий так часто изменяли порядок управления страной» (Валишевский 1989:7). Собственно, именно это событие раздувает искру русской смуты, которую, по мнению историка Погодина, можно расценивать как первую гражданскую войну в России.

“Подсадной уткой” в этой для русских исторической катастрофе становится беглый монах Чудового монастыря Григорий Отрепьев, талантливо сыгравший роль якобы чудом спасшегося царевича Дмитрия. На Руси совершается великая историческая мистификация, едва не стоившая исчезновения страны. Объявившийся еще при жизни Годунова, после его смерти этот исторический персонаж возглавляет антигосударственное, а в сущности антирусское движение. Оно становится продолжением заговора против Годунова. Когда Лжедмитрий со своим отрядом вторгается в Москву, туда для подтверждения якобы истинности личности царевича Дмитрия в Москву вызывается царица Мария Федоровна Нагая (в иночестве Марфа). Она по явному наущению со стороны противников Годунова признает в самозванце своего сына. Точно также поступает и великий интриган в русской истории Федор Никитич Романов, к этому времени митрополит Ростовский Филарет[134 Он, как человек, не скрывавший своих претензий на царский титул, был подстрижен в монахи под именем Филарет. Эта же участь постигла его жену Ксению Ивановну Шестову, которая также была подстрижена под монашеским именем Марфа. Здесь стоит отметить одну важную деталь. Годунову всегда ставится в упрек, что он, дескать, совершил насилие по отношению к Федору Никитичу Романову, отправив его в монастырь. Но именно эта опала, как ни парадоксально это звучит, в будущем сыграла ключевую роль в его судьбе и судьбе всей романовской династии. Став высоким церковным иерархом под именем Филарет, он стал важной движущей силой в великой русской смуте начала XVII в. Именно благодаря этой смуте, он стал архиереем русской церкви, что способствовало выдвижению его сына Михаила на русский престол.].

Не без его участия продолжаются инсинуации в отношении останков Годунова, его сына и жены[135 Дочь Ксению, в отличие от брата и матери, физически не уничтожили, но под именем Ольга подстригли в монахини, а затем отдали в наложницы Лжедмитрию I.]. осле захоронения, как и всех царствующих особ в Архангельском соборе Московского кремля, останки Годунова перезахораниваются в Варсонофьевском монастыре вместе с останками сына и жены. Их по ложной версии как самоубийц даже не отпевают. Забегая вперед, скажем, что по неизвестной причине, Василий Шуйский во время своего царствования повелевает перезахоронить Годунова, его сына и жену в самом святом месте России – Свято-Троицкой Сергиевой лавре (в 1622 году к ним подзахоранивают дочь Годунова Ксению, в монашестве Ольгу[136 Под этим именем она лежит в усыпальнице вместе с отцом, матерью и братом.]).

Уход Годунова из жизни стал катализатором русской смуты, получившей в истории название “великой”. Она действительно была таковой и по своему размаху, и по глубине социально-экономических трансформаций. Об этом событии написано очень много, но почти все авторы сходятся в том, что оно, наряду с исключительностью, было и самым темным временем в истории России. Нельзя не согласиться с теми, кто считает, что тогда решалась судьба самой русской государственности.

“Козлом отпущения” в этом событии у многих исследователей этого периода русской истории является царь Борис. Тогда как из предыдущего текста данной работы отчетливо видно, что именно Годунов старался погасить уже нарождающееся при Иване Грозном народное волнение, и что этот фактор во многом способствовал его избранию на русский престол.

Успешно сдерживал Годунов в конце своего царствования и попытки использовать его врагами самозванца для дестабилизации положения в стране. Но после его смерти и физического устранения его сына Федора и жены Марии, Лжедмитрий становится основным активным ферментом в разжигании смуты. Она отягощается еще тем, что приобретает, кроме внутреннего, и внешнее воплощение. Государственный кризис в Московском царстве искусно используется Польшей – давним и традиционным геополитическим соперником России. Первая Речь Посполита становится активнейшим провокатором и участником Великой русской смуты. Этот факт становится причиной, что она имеет достаточно полное отражение в различных отечественных и зарубежных источниках, а также в исторических исследованиях, написанным по ним. Но в большинстве своем они весьма тенденциозны в антигодуновскую сторону.

Но к счастью не все исследования годуновского периода русской истории заражены прорамановской бациллой. Их, скажем прямо, не много, но они существуют. Ныне это книги А. Б. Широкорада «Романовы в Великой смуте» (М., 2010) и Н.М. Коняева «Романовы. Творцы Великой смуты (М., 2011, СПб., 2016). Их авторы, в отличие от тех, кто по ложным убеждениям или конъюнктурно, закрывал глаза на истинную историю годуновского и постгодуновского периодов, пытаются, насколько возможно, показать место и роль высшего боярства, особенно бояр Романовых, в предсмутном, смутном и послесмутном состоянии русского общества. Для этого в обеих книгах описывается генеалогическая история рода, известного непросвещенному обывателю под фамилией Романовых.

Между тем их родословная происходит от их двух пращуров под именами Кобыла и Кошка, вышедших по одной версии из Пруссии, по другой – из новгородской улицы под названием «Прусская». Из этих родов появились Захарьины и Юрьевы. Оба рода, породнившись, дали потомков под прозвищами Захарьины-Юрьевы. Один из них Никита Романович Захарьев-Юрьев и стал родоначальником фамилии Романовых. Так себя стали называть пятеро его сыновей: Федор, Александр, Михаил, Иван и Василий. По этому поводу Н.М. Коняев замечает: «Кобылины… Кошкины… Захарьины-Юрьевы… Романовы… Поражает легкость, с которой меняются эти прозвища. Она сродни решительности, с которой изменяли свои фамилии революционеры» (Коняев 2016:25). А Романовы, будучи еще Захарьиными-Юрьевыми, если и не были в нашем понимании революционерами, но кланом, за которым тянулся шлейф тайных заговорщиков при дворе Ивана Грозного, они были. «… Иногда и обида сердце человека делает зорким. В каком-то дивном озарении печально знаменитый князь Андрей Курбский назвал Захарьиных-Юрьевых клеветниками и нечестивыми погубителями всего Русского царства!» - восклицает Н.М. Коняев (Коняев 2011:13). С их подачи произошло удаление от Ивана Грозного патриотически-настроенных и преданных ему его сторонников – протопопа Сильвестра и Алексея Федоровича Адашева, много полезного сделавших для страны в годы их нахождения в правительстве[137 Оба они умерли как опальные изгнанники: первый на Соловках, второй в городе Юрьеве (ныне эстонский город Тарту).].

В этой связи нельзя не вспомнить и детективную историю гибели царевича Дмитрия. Коняев замечает по этому поводу, что «…о причастности Романовых к убийству царевича Дмитрия историки вообще не говорят, хотя обсуждение этого вопроса и не лишено смысла…Во-первых, в некоторых деталях чувствуется почерк Никитичей, а во-вторых, и это самое главное, если для Годунова смерть царевича не принесла ничего, кроме неприятностей, то Романовы в итоге обрели трон» (Коняев 2016:60). Конечно, трудно говорить о том, что в основе гибели наследника русского престола лежал хорошо рассчитанный Романовыми план на будущее их воцарение. Однако использование этого события Федором Никитичем Романовым (неважно, был ли это несчастный случай или убийство) было очевидным. С одной стороны, он сотоварищи всегда имел хороший повод держать Годунова на “коротком поводке”, намекая на его причастность к гибели наследника престола. С другой, что явственно проявилось в ходе смуты, трижды “восставший из мертвых” царевич сыграл важнейшую роль в приходе Романовых к высшей власти.

Правда, среди некоторых историков существует версия о подмене боярами царевича Дмитрия на дублера, который по этой версии погиб или был убит в Угличе 15 мая 1691 года. А настоящий наследник остался живым и воспитывался где-то тайно. И именно он после избрания Годунова на престол был переправлен в Польшу. Оттуда уже после смерти царя Бориса, вместе с Отрепьевым, настоящий Дмитрий начал свою авантюру по захвату царской власти[138 Эту версию поддерживает и активно развивает не раз уже упоминавшийся польско-французский автор К. Валишевский в своей книге «Смутное время». Валишевский 1989).].

Достоверных свидетельств относительно подобной тайной комбинации не существует, да и вряд ли это можно было осуществить на практике, хотя такой план у противников Годунова вполне мог существовать. Они делали все, чтобы свалить с престола Годунова, не смущаясь тем, что тот царствовал благочинно и на благо страны. Напротив «…то, что служило благу России, не шибко нравилось боярам, у них были свои представления о благе для Руси. Шляхетская вольность казалась заманчивей процветания могучего государства» (Коняев 2016:155). И такое поведение высокого русского боярства во многом объясняет тот факт, что польский компонент занял важное место в русской смуте. В ней поляки, как уже было сказано выше, стали внешней действующей силой, хорошо поддерживаемой внутренними обстоятельствами, заглавную роль в которых играл, казалось бы ничтожный по своей сути человек, но ставший в русской истории начала XVII столетия великой бедой.

До сих пор идут ожесточенные споры, кем же был этот человек[139 К. Валишевский приводит версии одну нелепее другой: он был и сыном польского короля Батория, и выходцем из Валахии, и выходцем из Италии. Словом, он был кем угодно, только не монахом Отрепьевым.]. Однако, согласимся все-таки с мнением большинства исследователей русской позднесредневековой истории, что этим человеком был бежавший в Польшу через Литву монах Чудового монастыря Григорий (в миру Юрий или Юшка Отрепьев). Его предки, происходившие из Литвы, осели сначала в Галиче, потом в Угличе[140 По иронии судьбы, в будущем этот город дважды в истории в Великой русской смуты станет весьма одиозным: в Угличе убьют или он погибнет в результате несчастного случая царевич Дмитрий, там же задолго до этого обосновались предки мистического его двойника.]. Из документов известно, что вместе с младшим братом Богданом в 1577 г. Юшка имел поместье в Коломне. Сносное образование он получил от зятя матери Семейки Ефимьева. О том, как он попал на службу к Романовым известно мало. Возможно, это произошло потому, что родовое поместье Отрепьевых и вотчина Романовых находились недалеко друг от друга – на притоке Костромы реке Монзе. Именно там, Федор Никитич Романов мог видеть шустрого и смышленого малого. Именно это обстоятельство могло стать причиной, что, когда Юшка появился в Москве, то по старой памяти он попадает на службу сначала к самому Федору Никитичу, а затем к его брату Михаилу. Позже Юшка уже на службе у родственников Романовых – князей Черкасских. После них он, спасаясь якобы от преследований Бориса Годунова по причине схожести с царевичем Дмитрием и распространением слухов о его чудесном спасении, скрывается в различных монастырях, найдя, в конце концов, пристанище в Чудовом. Именно там, как сообщает историк С.М. Соловьев, его берет к себе в качестве переписчика книг патриарх Иов (Соловьев 1989:394). Такой многоопытный в политических и духовных делах, как первый патриарх русской православной церкви, и в страшном сне не мог увидеть, что он пригревает на своей груди будущего злого гения русской истории[141 Надо честно признаться, что Гришка Отрепьев при всем ничтожестве своих морально-нравственных качеств был наделен великими талантами, раз он смог не только решиться на то предприятие, которое ему приготовила судьба, но и осуществить его...]. Еще при жизни Годунова и явно по наущению его врагов[142 Несомненно, что среди них был и Федор Никитич Романов.] Отрепьев бежит сначала в Литву, а потом в Польшу. И здесь в первом акте его восшествия на политическую сцену нельзя не вспомнить знаменитую французскую идиоматическую пословицу «Cherchez la femme» (по-русски «Ищите женщину»). Авантюрист по своей природе польский магнат Юрий Мнишек, в отличие от патриарха Иова, смог увидеть в казалось бы очень неприметном человеке козырного туза, с помощью которого можно разыграть партию, сулящую власть и большие деньги. Он подсовывает Отрепьеву в любовницы свою дочь Марину[143 По историческим описаниям она не была красавицей, но обладала бешенным магнетизмом...] Прежнее монашество нисколько не укротило его неуемную плоть[144 Существуют свидетельства современников, что Лжедмитрий был сексуальным маньяком. Если это верно, то отрепьевская версия о Лжедмитрии получает дополнительное подтверждение. Человек, насидевшись в монастырях на голодном пайке в отношении женщин, на свободе, как говорится, сорвался с цепи.], и он, еще не подозревая об отведенной ему роли, охотно пускается в любовное странствие. Но ничего в этом мире не дается бесплатно. Платой за полученный Отрепьевым подарок становится его отказ от русского мира, чем, кстати, страдали многие действующие лица Смутного времени, особенно в стане власть предержащих. Может быть, до самой своей смерти самым русским человеком в этом стане оставался “татарин” Борис Годунов.

Но вот царя Бориса не стало, и страна без руля и без ветрил покатилась по наклонной плоскости. Как и потом в русской истории брутальной силой, которую всегда мастерски пользовали враги России, стали казаки. Они под предводительством Петра Ляпунова, его сыновей и сопровождаемые польскими войсками, стали быстро продвигаться к Москве. Во главе всей этой военной разнокалиберной кавалькады находился уже поднявшийся высоко беглый монах Отрепьев под именем Дмитрий, признанный таковым польским королем Сигизмундом и русским боярством[145 Этому способствовало то, что князь Василий Иванович Шуйский, возглавлявший расследование происшествия в Угличе и констатировавший тогда смерть царевича Дмитрия, теперь во время вторжения самозванца в Москву, признал в нем истинного наследника престола. Многие специалисты полагают, что сделал он это вынуждено и по двум причинам: 1) за прощение его новым царем за попытку его свержения с престола; 2) об этом уже присягнули мать царевича Мария Нагая и Филарет (он же Федор Никитич Романов), уже получивший из рук нового царя должность митрополита Ростовского.] Однако в историю он все равно вошел с приставкой “лже” и под порядковым номером “первый”. Он открыл счет двум другим после него “воскресшим царевичам”: Лжедмитрия Второго, прозванного “тушинским или калужским вором” и Лжедмитрия Третьего[146 Иногда в голову приходит жутко крамольная мысль: три Лжедмитрия открыли в России эпоху лжемонархов, длившуюся до февральской революции 1917 г.]

Войдя с немалым войском в Москву, в атмосфере измен и предательств со стороны так называемой русской властной элиты[147 Так называемой потому, что слово “элитный” обозначает лучший. Но в России люди, стоящие на верху власти в период смуты оказались теми, кого можно назвать прямой противоположностью этого качества.], беглый монах Григорий Отрепьев, выдавший себя за царевича Дмитрия[148 Но люди же тогда были не слепыми и видели откровенную подмену. Создается впечатление, будто тогда в Московском царстве действовал какой-то дьявольский иллюзионист. И как после этого относится к тем, кто, принимая этот политический фокус, еще семь лет назад презирал Бориса Годунова за его худородство.], был сначала обручен с полькой Мариной Мнишек[149 8 мая состоялась свадьба. Рано утром молодых привели в столовую избу, где придворный протопоп торжественно их обручил. В Грановитой палате князь Шуйский кратко приветствовал невесту, и обрученных проводили в Успенский собор. «…Замечу, - пишет в этой связи А.Б. Широкорад, - что в церемонии участвовала вся родня Романовых: митрополит Филарет, боярин Иван Никитич и, конечно, юный стольник Миша» (Широкорад 2010:78 ).] и потом провозглашен русским царем (1 июня 1605 г.) под именем Димитрий. Для этого потребовалось лишь собрание представителей четырех городов: Рязани, Тулы, Каширы и Алексина и подтверждение согласия этих представителей разрядной книгой[150 Вспомним, что врагам Бориса Годунова было мало Боярской думы и представительского Земского собора для провозглашения его русским царем.]. 20 июня 1605 г. на Красной площади было устроено пышное представление, целью которого было показать единение нового русского царя с народом. Красочно об этом повествует К. Валишевский, искусно смешавший в себе историка и писателя. Вот небольшой отрывок из описания этого события: «Наконец на Коломенской дороге показалось облако, сквозь которое посверкивали огненные полоски. Загрохотали пушки, и тотчас словно колоссальная волна пронеслась по людям, пригибая к земле, как бы стирая взволнованный народ, обращая в ковер трепещущего мяса быстро склонившиеся тела; когда все лежали распростертыми, прижимая лбы к земле, от этого пыльного слоя рабов колоссальный вопль вознесся к небу: “Челом бьем нашему красному солнышку!” Затмевая великолепием светило небесное, “красное солнышко” появилось на правом берегу р. Москвы среди пышного поезда: стрельцы в раззолоченных красных кафтанах, русские всадники, сияя золотом и каменьями, польские гусары в блестящем вооружении окружали роскошной рамкой величественный строй русского духовенства. “Солнышко” приближалось в сиянии величества и могущества» (Валишевский 1987:167)[151 Ну, просто апокалипсическая картина.]

Итак, на царский престол взбирается человек благодаря измене и предательству со стороны высшего русского боярства или, как сейчас сказали бы – элиты русского общества конца XVI - начала XVII вв. Но как известно за все надо платить, и Лжедмитрий Первый начинает щедро раздавать звания, должности и имущество. На первом месте оказываются так называемые “родственники”. Михаил Нагой возводится в боярство, получает чин конюшего и подмосковные вотчины, ранее принадлежавшие Годуновым. Но, странным образом, больше всех обласканы Романовы. Инок Филарет сразу, минуя несколько церковных чинов, становится ростовским митрополитом. Сделать простого монаха сразу патриархом было бы совсем делом неприличным и подозрительным [152 Это произойдет в будущем. Патриарший чин Филарет получит из рук следующего самозванца – Лжедмитрия Второго.]. Да к тому же чин этот был уже занят бывшим митрополитом греческого происхождения Игнатием. Брат Филарета Иван Никитич Романов получает боярство. И даже малолетний сын Филарета становится стольником, что в русской истории было экстраординарным событием. Эксгумируются и тела всех умерших в ссылке братьев Филарета и торжественно хоронятся в московском Новоспасском монастыре. Встает вопрос, за какие такие заслуги были так облаготельствованы Романовы? А.Б. Широкорад считает, что «… бояре Романовы были в сговоре с заговорщиками церковными, главой которых предположительно был Пафнутий[153 Архимандрит Чудова монастыря во время пребывания там Гришки Отрепьева. Предположительно, именно Пафнутий возбудил у Отрепьева мысль выдать себя за спасенного царевича Дмитрия.]. еперь Отрепьеву пришлось платить по счетам. Был ли удовлетворен наградами честолюбец Федор Никитич? Конечно, нет, но качать права было рано. Пока Романовы рассматривали полученные чины, вотчины и другие блага как промежуточную ступеньку для дальнейшего подъема вверх. Теперь Федору и Ивану Никитичам казалось, что еще чуть-чуть и московский трон станет собственностью их семейства» (Широкорад 2010:75).

А пока самозванец упивается царской властью, которую судьба дарует ему, к счастью, не надолго. За неполный год правления[154 Да простит меня читатель за это слово. Лжедмитрий, конечно же, не правил. Он, обличенный царской властью, предавал и продавал Россию и русский народ. В быту и в обращении с людьми играл демократически настроенного человека: свободно ходил по улицам Москвы, охрана состояла из иностранных наемников, что сильно возмущало местное население.] Лжедмитрия Первого (с 1 июня 1605 г. по 17 мая 1606 г. [155 День, когда, в отличие от Федора Годунова, трусливо закончил свою жизнь Лжедмитрий Первый. Он, отмахиваясь палашом от приступавших к нему восставших воинов, выпрыгнул в окно. Во дворе был пойман. Потом убит. Потом сожжен на костре. Потом пепел его в качестве ядра был выстрелян из пушки в сторону, откуда он пришел, т.е. на запад.]) в России происходят события, которые усиливают и углубляют русскую смуту. Она все более и более становится такой, как она названа в истории – ВЕЛИКОЙ. Открыто уничтожаются все, что при Годунове составляло опору его царской власти. Русский мир во всех своих проявлениях повергается сильной деформации. Вот основные ее отметины:

- патриарх Иов, так много сделавший для славы Московского царства, лишается сана и в качестве рядового монаха отправляется в старицкий монастырь;

- несколько иерархов русской православной церкви были заметно ущемлены в их прежних позициях. В частности, митрополит ростовский Кирилл, кафедру которого занимет вездесущий и лукавый Филарет;

- немногочисленные уже сторонники Годунова отстранены от их прежних должностей. Зато все его враги получают, говоря современным языком, громадные преференции. И, прежде всего, они косаются семьи Романовых.

- дом, где проживала семья Годуновых, сносится[156 К. Валишевский, сообщая об этом доме, где произошло убийство сына Годунова, ссылается на существующее о нем предание. Он де «…принадлежал мрачной памяти Малюте Скуратову; он полон страшных воспоминаний; народное воображение населило его кровавыми привидениями. 6 июня 1605 г. его стены сделались свидетелями новой отвратительной трагедии. Здесь был убит Федор (сын Годунова – И.Ю.), задушен подушками или размозжен дубиной после долгой борьбы. Смелый и сильный, он упорно боролся с нападавшими, приставами Масальского, среди которых отличился бывший дьяк двора Грозного Андрей Шерефединов, пользовавшийся дурной славой» (Валишевский 1989:166). Боже, значит провозглашение Лжедмитрия Первого царем 1 июня произошло тогда, когда законный царь был еще жив.]

- окатоличивание властной верхушки России, и начинается этот процесс с самого Лжедмитрия Первого. Он тайно обращается в католическую веру с целью женитьбы на католичке Марине Мнишек, что, по мнению Рима, способствовало бы постепенному внедрению прозелитизма в стране[157 К. Валишевский сообщает любопытную вещь: коронация нового царя проходила в день католического святого Игнатия Лайолы (основатель ордена иезуитов). Приветствие по случаю этой торжественной минуты произносил на польском языке патер Николай Чижовский (Валишевский 1989:172).], а затем и подписанию унии. Этим преследуется и более далеко идущая цель – сделать Лжедмитрия Первого предводителем союза католических держав Европы для борьбы с Портой;

- использование Лжедмитрия королем Сигизмундом III Ваза в польских геополитических интересах: совершенно открыто обсуждается вопрос о возврате так называемого наследия Ягеллонов на западе России – земель прежних русских князей Великого Княжества Литовского;

- громадные безвозвратные кредиты польской короне из государственной казны;

- большие траты из той же казны на подачки тем, кто поддерживал нового царя.

- свобода вероисповедания, доведенная до абсурда. Личным секретарем Лжедмитрия Первого был человек, исповедующий протестантизм.

- введение никем не признанного императорского титула, который по длинноте своей превосходил все существовавшие до и после него. Вот этот титул: Божиею милостию Великий Государь Царь и Великий князь всея Русии Сомодержец, Владимерский, Московский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгорский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовские земли, Черниговский, Резанский, Ростовский, Ярославский, Белаозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, и всея Северныя страны Повелитель, и Государь Иверские земли, Грузинских и Горских князей, и иных многих государств Государь и Обладатель[158 А между тем, польский король Сигизмунд, отказывал Лжедмитрию Первому даже в титуле “великого князя”. Этот шаг польского короля недвусмысленно указывает на то, что он был хорошо осведомлен о самозванстве нового русского царя. Он также подчеркивал очевидную политическую зависимость России от Польши.].

Все это было бы смешно, если бы не было так грустно. Все говорило о том, что до высшей власти добрался человек, у которого от невозможности того, что с ним произошло, сильно закружилась голова[159 И хотя К. Валишевский видит в нем человека весьма незаурядного и по чертам характера чем-то похожим на Петра Первого, он все же не смог пойти против правды, так охарактеризовав ощущение власти самозванцем, которого автор «Смутного времени» упорно считает царевичем Дмитрием: «Он, несомненно, отравлен, опьянен радостью и гордостью. Он в припадке мании величия. Он выставляет себя великим полководцем и мудрым политиком. Он Цезарь, и завтра будет Александром» (Валишевский 1987:211).]

- засилье иностранщины во всех сферах русской жизни. В частности, «…завел себе гвардию, без которой обходились его предшественники, состоявшую из трех рот иноземных наемников в великолепных мундирах, под командой француза Якова Маржерета, шотландца Альберта Лентона и датчанина Матвея Кнутсена» (Валишевский 1989:205).

- зондирование возможности стать русским царем короля Сигизмунда или его наследника Владислава.

- по польскому образцу, Дума заменятся Сенатом.

Итак, почти годичное пребывание у власти Лжедмитрия Первого было наполнено цепью бесконечных интриг, измен и предательств с его стороны. И даже если это был не Григорий Отрепьев, а настоящий царевич Дмитрий, как считают некоторые исследователи, то это даже страшнее. От беглого монаха смертный грех измены и предательства можно было ожидать, но от монаршего отпрыска…!? Однако, кем бы ни был этот человек, при нем русскость дала сильную трещину, да и само Московское царство оказалось на гране исчезновения. Смута еще больше разгоралась, хотя, как считает К. Валишевский, она шла на спад. Но тогда как объяснить усиление социально-экономических и политических противоречий в русском обществе, которые привели к очередному заговору против самозванца под предводительством Василия Шуйского[160 Резко отрицательное мнение историков относительно самой личности Василия Шуйского и его короткого царствование можно несколько смягчить двумя историческими фактами: 1) принципиальное неприятие самозванца и его свержение с престола; 2) попытка замолить свой грех, совершенный против Годунова, путем перезахоронения Бориса Годунова, его жены и сына в Свято-Троицкой Сергиевой лавре (в ту пору еще в статусе монастыря).]

В результате заговора самозванец был убит, и на повестке дня встали два важных и не требующих отлагательств вопроса: избрание нового патриарха (поставленный самозванцем на этот пост грек Игнатий, был смещен) и избрание царя. Боярская дума решила, что важнее – это избрание нового царя. 19 мая 1606 г. близкие к Василию Шуйскому бояре “выкликнули” его на Красной площади царем[161 На фоне этого “выкликнула” вновь встает вопрос о попытках высокого боярства признать избрание царем Годунова Думой и Собором не легитимным. Но, в конце концов, это был лишь повод указать на его худородность и татарское происхождение. Василий же Шуйский был по суздальской линии Рюриковичем, а это по инерции считалось высшим знаком верховной власти и законным пропуском в нее.], и 1 июня Василий IV Шуйский был коронован Новгородским митрополитом Исидором[162 В отличие от избраний на царский престол Годунова, Лжедмитрия Первого и Михаила Романова, при избрании Василия Шуйского на русский престол подтверждения его родства с Рюриковичами особо не требовалось. Поэтому в крестоцеловальной грамоте гордо говорилось: «Божиею милостию мы, великий государь, царь и великий князь Василий Иванович всея Руси, щедротами и человеколюбием славимого Бога и за молением всего освященного собора, по челобитью и прошению всего православного христианства учинились на отчине прародителей наших, на Российском государстве царем и великим князем. Государство это даровал Бог прародителю нашему Рюрику (курсив мой – И.Ю.), бывшему от римского кесаря, и потом, в продолжение многих лет, до самого прародителя нашего великого князя Александра Ярославича Невского, на сем Российском государстве были прародители мои, а потом удалились на суздальский удел, не отнятием или неволею, но по родству, как обыкли большие братья на больших местах садиться» (Широкорад 2010:82).]

С избранием патриарха происходила необъяснимая чехарда. Сначала Шуйский наделил этим саном всегда топтавшегося у трона Филарета. Однако собор русских иерархов избрал (3 июля 1606 г.) предстоятелем русской церкви казанского митрополита Гермогена[163 Он стал вторым после Иова русским патриархом, кого русская православная церковь прославила как святого в ранге Святителя. Третьим стал спустя чуть более триста лет патриарх Тихон, избранный предстоятелем русской православной церкви в самом начале советской власти (ноябрь 1917 г.).], который до самого смещения с царского престола Василия Шуйского оставался его сторонником.

Казалось, что с освобождением от пут самозванца и избранием царя из бояр, происходившего по суздальской линии из Рюриковичей, избранием нового патриарха все должно пойти на лад. Но в четыре года правления Василя Шуйского (1606-1610 гг.) русская смута ничуть не стала меньше и нисколько не утихла. По сути, она все больше принимала очертания гражданской войны, в которой по одну сторону баррикад находились сторонники нового царя, а по другую – его противники, объединенные вокруг слухов о спасенном царе Дмитрии, который якобы после попытки его убийства бежал из Москвы и готовится вновь взойти на престол.

Кем был второй раз “воскресший” Ивана Грозного Бог весть[164 Существует несколько версий о том, кем он был на самом деле: 1) попович из белорусских земель, хорошо знавший русскую грамоту, знал польский язык; 2) крещенный еврей, под именем Богданко был учителем в Могилеве; 3) польская креатура; 4) царский дьяк, служившим при Лжедмитрии Первом; 5) школьный учитель из города Сокол.], но в историографию он вошел как Лжедмитрий Второй, прозванный “тушинским вором”. В Стародубе, где объявляется новый-старый царь, он выдал себя за боярина Нагова. Его пособник Алексей Рукин сказал, что человек, выдающий себя за боярина Нагова – это спасшийся царь Дмитрий.

В конце 1607 года под командованием Лжедмитрия Второго небольшой польско-русский военный отряд захватил Карачев, Брянск, Козельск. Заняв Орел, он получил подкрепление из Польши, Литвы и Запорожья. Весной 1608 года Лжедмитрий Второй приблизился к Москве. Разбив войско Василия Шуйского под Болховым, он к северу от Москвы разбил в селе Тушино лагерь, состоявший из семи тысяч польских военных, десяти тысяч казаков и нескольких десятков тысяч вооруженных отщепенцев. Плененная вместе с уходившим на родину польским военным отрядом Марина Мнишек под ударом сложившихся обстоятельств вынуждена была признать своим мужем нового самозванца[165 От него Марина даже родила ребенка. Названный Иоанном, он среди бояр получил прозвище “ворёнок”. Забегая вперед скажем, что для избранного уже на престол Михаила Романова он мог в будущем представлять большую опасность. Ведь Марина Мнишек была венчанной русской царицей, а сын ее родился в освященном церковью браке. Романовы, понимая это, решили избавиться от “ворёнка”, чтобы потом не возникало новых “царевичей Иоаннов”. Палач повесил его на глазах всего народа, выхватив у матери спящего на ее руках. Существует предание, что тогда Мнишек прокляла весь род Романовых, воскликнув, что ни один из их мужчин не умрет своей смертью. И действительно почти все Романовы уходили их жизни от странных болезней или были насильственно умерщвлены. Особенно это проклятие проявилось в судьбе последнего Романова – Николая Второго. Сама Марина Мнишек закончила свою жизнь, то ли в заточении (одна из башен Коломенского кремля так и называется “Маринкина башня”), то ли была утоплена или задушена. «…Это, в общем уже неважно. Очевидно, что жизнь Марины закончилась в то мгновение, когда палач вырвал из ее рук спящего малыша" (Русская семерка, russian7.ru).]. Его войско постоянно пополняясь казаками, к середине 1608 г. насчитывало уже 100 тысяч человек. Это позволило Лжедмитрию Второму подчинить себе Ярославль, Кострому, Муром, Кашин, Суздаль и еще несколько маленьких городов и весей. При странных обстоятельствах в руки пособников Лжедмитрия Второго попадается ростовский митрополит Филарет[166 Зная моральный облик этого человека, можно вполне предположить, что он по собственной инициативе объявился в стане “тушинского вора”, чтобы оказать ему поддержку против Василия Шуйского.], получив из рук самозванца патриаршее достоинство[167 Таким образом, в России в этот период установилось двойное патриаршество: одно законное (Гермоген), другое подаренное “тушинским вором” (Филарет).]. К этому нужно прибавить, что в тушинском лагере поодиночке и группами появляются люди, недовольные Василием Шуйским. Среди них бояре Трубецкие и Романовы[168 Это еще раз подтверждает, что митрополит Филарет объявился в Тушине совсем не случайно.] Таким образом, в Тушине образовалась альтернативная официальной власти параллельная власть со своей боярской думой, что обозначало, что при Лжедмитрии Втором в России установилось двоевластие.

Крестьянское восстание Ивана Болотникова, начавшееся еще при прежнем самозванце, пошло на убыль. Этому способствовал тот факт, что предводитель восставших, претендовавший на русский престол, никак не вписывался в интересы ни русского боярства, ни польских оккупантов. Им, как и в случае с первым самозванцем, второй был незаменимой фигурой. Именно поэтому Лжедмитрий Второй в основном питался военной силой поляков, интервенция которых в России приняла еще бóльший размах, чем это было при Лжедмитрии Первом. Именно представители польских оккупантов, а не тушинская боярская дума, забрали всю полноту власти в тушинском лагере, что выразилось в создании так называемой «комиссии децемвиров»[169 Децемвиры (лат. decem viri «десять мужей») — в Древнем Риме — коллегия из десяти человек, образованная для исполнения духовных или светских обязанностей в государстве.], состоявшая из десяти влиятельных шляхтичей[170 За ее работой внимательно следила римская курия, давно заинтересованная в насаждении католицизма в России. В этой связи вновь встает вопрос о роли Филарета (Романова) в польской оккупации России при Первом и Втором Лжедмитриях. «Польские источники, - пишет Н.М. Коняев, называют Филарета одним из главных предателей Московского государства в руки Сигизмунда (Коняев 2016:162).]

Военное и политическое доминирование поляков стало причиной разнузданного поведения польских военных, грабивших городское и крестьянское население не только окрест Москвы, но и на других территориях, захваченных тушинцами. Это спровоцировало “народную войну”, выразившуюся в стихийных выступлениях простых людей против польских оккупантов. Предводителем этого движения был холоп Василия Шуйского Семен Свистунов, военные отряды которого состояли из стрельцов, казаков, посадских людей, крестьян и боярских холопов. Не имея достаточного вооружения и будучи немногочисленными, эти отряды проводили в основном партизанскую войну, уходя при опасности в леса. Большую известность в то время получила оборона Свято-Троицкого Сергиева монастыря, длившаяся с сентября 1608 г. по январь 1610 г. Пятнадцатитысячный отряд поляков в течение 16 месяцев осады монастыря не мог захватить его. Потеряв большое количество своих воинов, отряд вынужден был отступить[171 Может быть, мужество и непреклонность в борьбе с интервентами в обороняющихся вселяли мощи святого преподобного Сергия Радонежского в раке Троицкого собора монастыря и останки недавно перезахороненного в монастыре вице-царя Бориса Годунова.]

Договор Василия Шуйского со шведским королем Карлом IX-ым (февраль 1609 г.), по которому Россия отказывалась от притязаний на Ливонию, но при этом получала пятнадцатитысячный военный отряд, развязал руки польскому королю Сигизмунду для открытого вторжения в пределы России значительных вооруженных сил. Это его решение к тому же было продиктовано и тем, что племянник Василия Шуйского Михаил Скопин-Шуйский, несмотря на предательство со стороны шведов сумел снять осаду Москвы тушинцами.

В сентябре 1609 г. один из отрядов армии поляков, перейдя польско-русскую границу, подошел к Смоленску. Город, подобно Свято-Троицкому Сергиеву монастырю, героически оборонялся 20-ть месяцев. После взятия города к войску Сигизмунда присоединились польские отряды, покинувшие Тушино под ударами отрядов Скопина-Шуйского. Однако поражение русских войск при селе Клушино (близ Гжатска), спешивших на помощь смоленчанам, изменило военную ситуацию в пользу поляков, основные военные части которых двинулись в сторону Москвы. Там в июле 1610 г. бояре, находившиеся в оппозиции Василию Шуйскому, свергли его с царского престола[172 Некоторые из них входили в состав тушинской боярской думы] и установили власть так называемой “семибоярщины”. В нее вошли семь представителей знатных московских родов: князья Ф.И. Мстиславский, И.М. Воротынский, А.В. Трубецкой, А.В. Голицын, Б.М. Трубецкой, бояре И.Н. Романов (брат Филарета), Ф.И. Шереметьев.

Эти люди, испугавшись “тушинского вора”, двигавшегося к Москве с небольшим отрядом, пошли на сговор[173 Это были те самые люди, которые всегда выступали против Бориса Годунова, встав после его смерти на путь открытого предательства интересов России.] с польским королем, заключив с ним 4 февраля 1610 г. договор. По нему они соглашались с тем, что русский престол займет королевич Владислав[174 Правда, с условием, что он примет православие.]. Но спустя некоторое время король Сигизмунд решил сам занять русский престол или просто править Московией[175 Так называли Московское царство иностранцы.] с помощью военной силы. Теперь полякам Лжедмитрий Второй был уже не нужен, и он, брошенный ими на произвол судьбы, бежал после падения тушинского лагеря в Калугу. Его попытка с небольшим военным отрядом взять Москву, естественным образом (военные силы “семибоярщины” в разы превосходили отряд самозванца) провалилась. Вернувшись в Калугу, он 11 декабря 1610 г. был убит одним из своих сподвижников.

А между тем, поляки, опять же в атмосфере предательств и закулисных игр со стороны “семибоярщины” взяли в Москву. Возможность исчезновения независимого русского государства была налицо, и только русская православная церковь встала на его защиту. В конце 1610 г. патриарх Гермоген, в отличие от лжепатриарха Филарета[176 К. Валишевский назвал его “мнимым патриархом” (Валишекский 1989:340).], с помощью грамот, разосланных по всей стране, призвал русский народ на борьбу с поляками. После этого его арест произошел незамедлительно. Однако призыв русского первосвятителя стал знаменем борьбы простых русских людей против польской оккупации. Накануне пасхи 1611 года несколько отрядов ополченцев двинулись к Москве, которых своим восстанием внутри города при содействии отряда князя Дмитрия Пожарского поддержал московский люд. Поляки и оставшиеся с ними бояре, укрывшись за стенами Китай-города, подожгли Москву. Огонь вытеснил из города отряды ополченцев, однако с приходом к Москве стотысячного войска ополченцев бои в городе возобновились. В лагере нападавших из-за социальной разношерстности его состава (крестьяне, горожане, дворяне и даже различные люмпены) не было единства действий. Дворянское ополчение возглавил воевода Прокопий Ляпунов. Казаками и бывшими тушинцами командовал атаман Иван Заруцкий и князь Дмитрий Трубецкой. Между ними началось соперничество, в результате которого 22 июля 1611 г. Ляпунов был убит. Усилению разногласий среди ополченцев способствовало вдобавок и то, что в августе к Москве прорвался отряд гетмана Сапеги, доставивший осажденным полякам продовольствие и фураж. Новая попытка Первого ополчения взять Китай-город в декабре 1911 г. [очевидно, опечатка, 1611 г.] закончилась неудачей, после чего оно перестало быть силой и фактически прекратило свое существование. Еще большему кризису Московского царства поспособствовали последующие события. Армия польского короля Сигизмунда захватила Смоленск. Польский гарнизон в Москве усилился за счет притока новых сил. Шведы взяли Новгород. В стране разбойничали иноземные и местные шайки.

Некоторым образом положение спасало то, что военные силы поляков были ослаблены войной Польши со Швецией и длительной осадой Смоленска. Теперь главное спасение страны находилось в руках простого народа, внутри которого зрело сознание, что отступать уже некуда. Плененный патриарх Гермоген продолжал через своих сподвижников распространять призывы на борьбу с польскими оккупантами и собственными предателями и смутьянами. Центром патриотического движения стал Свято-Троицкий Сергиев монастырь. Так постепенно выстроилось второе ополчение, которое возглавили князь Дмитрий Пожарский и новгородский купец Кузьма Минин[177 По большому счету, Второе ополчение инициировал Кузьма Минин; князя Дмитрия Пожарского пригласили как человека, имеющего высокое социальное происхождение и знакомого с военным делом.].

Это ополчение, по сравнению с первым, было более социально однородным, состоя в основном из служилых и земских людей. Более грамотным оно было и в смысле военной тактики. Его вооруженные силы сразу не пошли на Москву, а решили создать плацдарм на северо-востоке. Остановившись в Ярославле, ополченцы укрепляли свои тылы и пополняли свои силы. Они двинулись к столице, узнав, что к ней движутся большие силы гетмана Ходкевича для помощи польскому гарнизону. Одна часть ополчения (10 тыс.) заняла позиции на левом берегу Москвы-реки недалеко от Новодевичьего монастыря. Другая, состоявшая из казаков князя Трубецкого (около 3 тыс.), стояла в Замоскворечье со времен первого ополчения. Шестистам воинам из отряда гетмана Ходкевича после нескольких столкновений с ополченцами 22 августа удалось проникнуть в Кремль, а на следующий день остальным силам гетмана удалось переправиться через реку в Замоскворечье и захватить Донской монастырь. Узнав об этом, князь Пожарский успел переправить туда часть своих войск в помощь князю Трубецкому. После кровавых и затяжных боев русскому ополчению удалось взять московский Кремль (26 октября 1412 г.)[178 Здесь нельзя не сказать, что братья Иван и Федор Романовы, а также сын последнего Михаил были не с ополченцами, штурмовавшими Кремль, а находились в стане польского гарнизона, засевшего внутри московского Кремля и оборонявшего его.] и окончательно выбить поляков из Москвы. «…Поляки понесли такую значительную потерю, что ее нечем было вознаградить. Колесо фортуны повернулось, и надежды овладеть целым Московским государством решилось невозвратно», - отмечал польский историк XVII века Кобержицкий (Кобержицкий 1842:16)[179 После этого поражения поляки еще несколько лет жаждали реванша, но все было безуспешно. Сразу же после освобождения вторым ополчением Москвы, король Сигизмунд и польский военоначальник Жолкевский попытались вновь взять Москву, но потерпели поражение. В 1614 г. состоялся рейд отряда Лисовского, в результате которого ему удалось захватить несколько городов в Костромской, Ярославской, Муромской и Калужской землях. После стычки с силами князя Куракина Лисовский понял бесперспективность своего похода и покинул пределы России. Последней попыткой поляков вернуть все вспять был поход в 1618 г. королевича Владислава с целью завладеть русским троном, который был обещан ему в ходе русской смуты. Несколько военных столкновений польских и русских войск закончились Деулинским перемирием на 14 с половиной лет, по которому Польша оставляла за собой Смоленск, а также Новгород-Северские и Черниговские земли.].

Драматический, если не сказать трагический, период русской истории закончился более или менее благополучно. Московское царство, выдержав неимоверные испытания, сохранило себя как независимое государство, что в период Великой смуты казалось уже невозможным. И как всегда бывает, нет худа без добра. Выход России из этого страшного события еще более инициировал процесс становления единого русского народа, который начался после освобождения от золотоордынской зависимости при Иване Третьем. Но точка бифуркации была еще не пройдена. Главным вопросом для Московского царства стало избрание новой царской власти. И пришли к ней, к сожалению, те, кто меньше всего того заслуживал, ибо поведение Романовых до смуты и во время ее вполне можно назвать предательским.

Исторические документы об избрании Михаила рассказывают об этом событии как о почти детективной истории. Претендентов на русский престол было не мало. В самом начале процесса избрания на русский престол были отсечены польский королевич Владислав и сын Лжедмитрия Второго и Марины Мнишек Иван[180 Выше уже была описана его трагическая судьба, закончившаяся в петле от рук палача, что произошло уже после избрания царем Михаила Романова.]. Очень странно повел себя герой конца русской смуты князь Дмитрий Пожарский. Имея по своим заслугам перед страной наибольшие права на русский трон, он, видимо, по причине худородства своей кандидатуры лично не выдвинул[181 Видимо высокородные бояре сразу указали ему на место, чтобы он даже не мыслил участвовать в избрании. А если быть более точным, то, как только прозвучало его имя в качестве кандидата на престол, бояре сразу же распустили слух, будто князь истратил на подкуп выборщиков двадцать тысяч рублей.] Неожиданно для всех он предложил на царство шведского королевича Карла-Филиппа[182 Существует две версии такого поступка Пожарского: 1) он боялся, что бояре, большинство которых проявили себя в смуте, мягко говоря, недостойно, а по большому счету предательски, вновь повергнут царство в смуту; 2) это был своеобразный маневр, с помощью которого, из-за нелепости такого предложения, в избрании будет участвовать только русское боярство, и преимущественно из московских родов. Однако вторая версия прямо противоречит первой.]. Но разве это могли допустить те, кто после Ивана Грозного жадно алкали русский трон? Первыми среди них были бояре Романовы, предводитель которых патриарх[183 Напомню, что этот высокий чин он получил из рук Лжедмитрия Второго.] Филарет, хотя и находился в польском плену[184 Можно предположить, что, будь Филарет в Москве, он бы сам боролся за русский трон. В пользу этой гипотезы говорит один прелюбопытнейший факт из екатерининских времен. В XVIII веке по приказу Екатерины Второй в селе Коломенском был сломан дворец второго Романова – Алексея Михайловича. В груде строительного мусора обнаружили портрет монаха Филарета (Федора Никитича Романова), под слоем краски которого проявилось другое изображение: Филарет в царском одеянии со скипетром в правой руке. И внизу подпись «Царь Федор Никитич».], но как сильная и закаленная в хитросплетениях личность, мог даже издалека только своим именем влиять на исход выборов нового царя. В конце концов, 21 февраля (3 марта)[185 Февраль стал для Романовых роковым: в этом усеченном месяце произошло избрание на царство первого из них – Михаила, в феврале же последний их них – Николай – отрекся от престола.] 1613 года именно его сын Михаил стал первым Романовым на русском престоле. Но шапка Мономаха досталась ему не легко и не сразу, несмотря на то, что подготовка к этому, как мы видели выше, велась уже несколько лет. Перед избранием его на Земском соборе состоялась нешуточная почти месячная битва претендентов. Началось с того, что запятнавший себя руководством “семибоярщиной”, открыто сотрудничавшей с поляками, Федор Мстиславский сразу был отсеян. Иван Воротынский сам отказался от притязания на престол. Василий Голицын вместе с Филаретом (Федором Романовым) находился в польском плену. Оба Дмитрия – Трубецкой и Пожарский – вожди ополчения были недостаточно родовитыми. По общему же мнению, новый царь должен был объединить расколотую Смутой страну; это де мог свершить род, близкий по родословцу к Рюриковичам и способный таким образом отвести новый виток боярских междоусобиц. Иными словами, сидящий на престоле должен был устраивать всех претендующих на него[186 Приблизительно подобное приключилось 351 год спустя после отставки Хрущева с поста Генерального секретаря ЦК КПСС. Его члены решили, что наилучшей кандидатурой на этот пост является Л.И. Брежнев – человек, пользующийся в высшем политическом руководстве СССР уважением и самое главное – предсказуемостью.] Именно поэтому и возникла кандидатура Михаила, который был племянником царя Федора Иоанновича. За него активно агитировал боярин Федор Шереметьев, уверяя строптивых бояр, что Михаил “молод и будет нам поваден”[187 То есть будет в руках боярского окружения куклой-марионеткой.]. Для продвижения Михаила в цари Шереметьеву и его сторонникам понадобились хитроумные доводы, вплоть до легенды о спасении молодого Романова Иваном Сусаниным, когда претендент находился еще в селе Домнино, двигаясь к Москве для избрания на царство[188 По иронии судьбы молодой Михаил после освобождения вторым ополчением Московского кремля, где он скрывался вместе с дядей Иваном вместе с осажденным там польским отрядом, сбежал из столицы в Ипатевский монастырь, который основал далекий предок Годунова. Вот каким мистическим образом история связала Годуновых и Романовых – побежденных и победителей.]. Однако заочное его избрание стало причиной двухнедельного перерыва (с 7 по 21 февраля). Этим воспользовались противники Михаила, чтобы разослать гонцов “во всяких людех мысли проведовати”, то есть получить якобы как можно бóльшую людскую поддержку. Они резонно рассудили, что за две недели в такой большой стране, как Россия, трудно узнать “глас Божьего народа”. Ведь только, чтобы добраться до отдаленных районов Сибири конному гонцу требуется больше двух месяцев. К тому же антиромановцы надеялись, что казакам, поддерживающим кандидатуру Михаила, надоест сидеть в Москве без дела, и они разъедутся восвояси. Казаки действительно покинули Москву, но, узнав, что бояре решили избрать царя жребием[189 Этот факт содержит в себе «Повесть о Соборе 1613 года».], при котором возможен любой исход, вернулись озлобленные и продиктовали на Соборе свою волю: “По Божии воли на царствующем граде Москве и всея России да будет царь, государь князь Михайло Федорович”[190 Попутно стоит сказать, что казаки, сыграв решающую роль в приходе Романовых к царской власти, в течение всего периода их правления являлись верными слугами российского царизма, за редким исключением.].

Поддержал этот клич и Дмитрий Пожарский, предложив Земскому собору выбрать нового русского государя из семьи Романовых. А за сим он поставил свою подпись на соборной грамоте об избрании на русский престол Михаила Федоровича[191 Пожарский не мог не знать предательскую роль бояр Романовых в Смуте, что должно было бы его остановить от поддержки Михаила при избрании на престол. Однако политические силы, стоявшие за плечами Романовых заставили его встать на их сторону. И этот шаг руководителя второго ополчения против поляков во многом легитимизировал воцарение Романовых. Об их правлении со свойственной ему иронией по отношению ко всему русскому и русской истории, в частности, много раз цитировавшийся К. Валишевский написал, что представители новой династии «…впоследствии самостоятельно пользовались самодержавной властью, в основных чертах тождественной той, строгий образ которой завещали им властители из рода Рюрика. Однако вопрос об ограничении власти еще раз был поставлен, и, судя по многим свидетельствам, был даже разрешен в пользу изменения правления. Но в этой стране конституционные идеалы имеют печальную историю” (Валишевский 1989: 407).]. Видимо за эту услугу, новый царь во время своей коронации оказал Пожарскому великую честь: поднести ему один из главных символов монаршей власти – царскую державу[192 Нынешние политтехнологи могут позавидовать этому красивому театральному жесту как искусному пиар-ходу: спаситель Отечества вручает Державу (государство) новому избранному царю.] И в дальнейшем, до самой смерти (1642), выдающийся герой русской истории начала XVII века верой и правдой служил Михаилу Романову[193 Не хочется плохо думать о легенде русской истории периода Великой русской смуты, но его противоречивое поведение в момент избрания нового царя и поддержка, в конце концов, в этом процессе Михаила наводит на мысль, что он волей или неволей принимал участие в неблаговидной политической интриге Романовых.]

Комментируя это судьбоносное для России событие, писатель Н.М. Коняев вопрошает: «…почему в 1613 году избрали на царство Михаила Федоровича Романова, а, - к примеру! – не Дмитрия Пожарского?

Когда чистое отделилось от нечистого, здоровое от зараженного, почему не сумели русские люди сберечь чистоты, обретенной молитвами праведников, подвигами героев, трудом народа?

Ведь князь Мстиславский, Романовы и все остатки семибоярщины расползлись по своим поместьям, попрятались от страха, испытанного на Каменном мосту[194 Через него к Кремлю для его осады прошли отряды Второго ополчения во главе с князем Пожарским.]. Им, как деликатно выразился историк, неловко было оставаться в ней (семибоярщине – И.Ю.) подле воевод-освободителей...

Так пусть бы и сидели там, исчезая в исторической тьме… Нет же! Почти насильно вытащили их из нор[195 Здесь позволю себе не согласиться с автором. Их никто не вытаскивал из нор. Они, почуяв добычу, сами повылезали из них.], чтобы сплести новую сеть, в которую уже уловят Русь теперь уже на триста лет. Как это похоже на наши дни, когда тасуется одна и та же колода бездарных, вороватых политиков! Из партии в партию, от одного президента к другому.

И только удивляешься, вглядываясь в события Смуты, как стремительно нечистое сумело вернуть господствующее положение» (Коняев 2016:182).

Да, вот такие люди сидели на царском троне 108 лет в Московском царстве и 196 лет в Российской империи! Итого 304 года. И все это время о Борисе Годунове – или ничего, или плохо. И понятно почему: Годунов для Романовых стал вечным укором их совести[196 Именно как раз к ним можно приложить пушкинское восклицание по отношению к Годунову (трагедия «Борис Годунов»): «Да, жалок тот, в ком совесть нечиста!» (Пушкин 1959: 21), несправедливо направленное поэтом на того, кого Романовы, как мы видели выше, уничтожили не только физически, но и исторически.]

В этой связи было бы весьма кстати привести слова из резюме к книге Н.М. Коняева «Романовы. Творцы Великой смуты», изданной в 2011 году (предыдущие суждения автора извлечены из переизданной в 2016 г. книги с тем же названием): «…Одно из самых темных мест в русской истории – возвышение бояр Романовых, укрепление на высших этажах власти, борьба с Годуновыми. Еще более затуманена роль, которую играли Романовы в самой Смуте, приведшей их династию на царский трон. И не потому русские историки обходили эти темы, что не располагали материалами… Материалов, как раз было более чем достаточно. Историкам известно было, что Филарет, отец царя Михаила, митрополичий сан принял из рук Лжедмитрия I, а патриархом его сделал Лжедмитрий II. Известно было историкам и то, что, когда ополчение князя Дмитрия Пожарского и гражданина Минина штурмовало Кремль, где все Романовы и будущий царь в том числе, находились не с народным ополчением, а по другую сторону кремлевской стены, вместе с осажденными поляками. Об этих стыдливых умолчаниях и пропусках и рассказывает книга Николая Коняева. Чтение ее не просто увлекательное занятие, но и полезное и даже необходимое, потому что, закрывая белые пятна нашей истории, писатель помогает понять нам некоторые события нынешней истории» (Коняев 2011).

Последний тезис особенно ценен, поскольку действительно цепь исторических событий в русской истории с древнейших времен до наших дней неразрывна...
...
Раздел седьмой. Место в истории.
...
Борис Годунов – это первый русский государь, наделенный по тому времени высшей властью эксклюзивно. В отличие от своих предшественников из династии Рюриковичей, наследовавших власть по родству, он приходит к ней выборным путем, пройдя до этого четырнадцатилетний путь в качестве действительного правителя Московского царства. Никто до Годунова и после него не может похвастаться таким опытом политической практики. Поэтому его – человека, постигшего изнурительный труд на поприще управления государством, трудно заподозрить в патологическом властолюбии, которое ему приписывает романовская историография[220 Затяжка венчания на власть – не есть тактический ход, как это считают многие специалисты по русскому позднему средневековью. Скорее всего, это было время глубоких, мучительных раздумий и борений с самим собой. Он мог предчувствовать несчастную судьбу своей семьи в будущем.]. Как человек исключительных умственных способностей, он хорошо понимал необходимость строительства государства российского на иных началах, чем это было прежде. Это видно из того, что предпринял Годунов за время регентства при царе Федоре Иоанновиче и в период собственного царствования. Он замышлял сделать простолюдинов свободными и самодеятельными членами русского общества. Чтобы добиться доверия этих людей, он дает согласие на принятие царского венца при одном условии: выборы его царем должны состояться не только Боярской думой, но и Земским собором с возможным для того времени расширенным народным представительством. Русский историк конца XIX - начала ХХ века С.Ф. Платонов, доказавший, кстати, непричастность Годунова к гибели царевича Дмитрия, обосновал и легитимность его выборов на царский трон[221 К этому надо добавить, что Платонов, в отличие от предшествующих ему русских историков, стараясь объективно исследовать феномен Бориса Годунова, в конце книги посвященной ему написал следующее: «…Его (Бориса Годунова – И.З.) моральная реставрация есть, по нашему мнению, прямой долг исторической науки» (Платонов 1921:157)]. По его мнению, именно демократическая процедура избрания Годунова на высший государственный пост стала одной из причин русской смуты начала XVII века[222 Это мнение вполне сопрягается с мнением Ключевского, считавшего, что Годунов лишился власти из-за нежелания поделиться ею с высоким дворянством. А это стало действительно возможным потому, что Годунов развязал себе руки по отношению к дворянству благодаря его избранию на трон относительно демократическим способом.], которая стала и первой гражданской войной в истории России (Платонов 1917:188).

Более скрупулезное исследование об избрании Годунова на русский трон сделал наш современник, профессор Ленинградского (позднее – Санкт-Петербургского) университета Р.Г. Скрынников. В своей книге «Россия накануне “смутного времени”» он указывает на те социальные и политические сдвиги, которые произошли в России во второй половине XVI в. Особенно это касалось Земских соборов, повлиявших на эволюцию государственного строя (Скрынников 1980:123). Это хорошо понимал Годунов, прибегнув в процедуре своего избрания царем не только Боярской думой, но и Земским собором. Он, будучи оптимально представительным по тому времени, вынес окончательное решение об избрании Бориса Годунова царем 1 августа 1598 г, следствием чего стала его коронация или венчание на престол через месяц, то есть в первый день Нового года (по тогдашнему календарю). И это происходит вопреки желаниям московской боярской верхушки, стремившейся после смерти царя Федора Иоанновича посадить на трон наследника “царского корени”. А именно – кого-нибудь из потомков московской ветви Рюриковичей, среди которых в лидерах были “принцы крови” Шуйские.

В действительности же самыми реальными претендентами на царскую корону были Борис Годунов и Федор Романов. Первый, как правитель при царе Федоре Иоанновиче, соответственно имевший, говоря современным политическим языком, хороший административный ресурс. Второй, как уже говорилось выше, имел этот ресурс благодаря родству с Иваном Грозным[223 Он был племянником первой жены Ивана Грозного Анастасии и двоюродным братом царя Федора.] и мнимому гонению на его семью со стороны Годунова. Ресурс Годунова оказался сильнее, и он, как не противились этому братья Романовы, становится царем. Федор Никитич Романов был вынужден признать эту реальность, но при этом вовсе не оставил своих притязаний на царство. В этом он использует две “ахиллесовы пяты” своего соперника: худородство Годунова и намеки на причастность Годунова к гибели царевича Дмитрия. Как и другие противники Годунова, он при случае не стесняется объявлять Годунова не законным монархом или в современной политической лексике – не легитимным царем[224 Выше уже говорилось, что юридически Дмитрий не был наследником престола, ибо был рожден от шестой жены Ивана Грозного. Церковь же признавала законными только три брака. Таким образом, Дмитрий был незаконнорожденным сыном самодержца, и стало быть не имеющим права на престолонаследие.]. Не знать этого Годунов не мог, поэтому, как бы в отместку и поелику его избрания Земским собором старается быть независимым от воли высшего боярства. Он уже при отдании присяги на царство нарушает прежний обычай, предписывающий давать эту присягу в зале заседания Боярской думы. По традиции именно старшие бояре могли руководить этим церемониалом. Но Годунов принимает решение целовать крест не в Думе, где у него было много противников, а в церкви. Там целование креста происходит в присутствии первого патриарха Московского и Всея Руси Иова, что было более правильной, по мнению Годунова, процедурой для этого обряда. Такой поступок лишний раз доказывал стремление Годунова к разрушению боярских привилегий в управлении государством. Годунов вслед за Иваном Грозным продолжает делать ставку на дворянство, как служивое сословие. Наряду с этим, в развитии русского общества он отдает должное самодеятельному населению государства – городским ремесленникам и даже крестьянам. Как не парадоксально это звучит, но временная отмена в царствование Годунова Юрьева дня, когда крестьянин мог от одного барина уйти к другому, на деле повиляло на упорядочение отношений между землевладельцем и земледельцем. Этот акт позволял приостановить процесс частых побегов крестьян от своих хозяев, что дезорганизовывало сельское хозяйство. Как только этот процесс был заторможен, специальным царским указом, Юрьев день снова был введен в оборот. Но эти действия Годунова дали основания некоторым историкам объявить его зачинателем крепостного права в России, тогда как в действительности начало этой социально-экономической модели в России и ее дальнейшее развитие имели место во времена Романовых[225 Окончательное оформление крепостничества в России произошло при Екатерине Второй. Вот уж кто поистине в истории России был узурпатором царской власти, о чем романовская историография всегда говорит под сурдинку, выпячивая вперед ее достоинства, большинство из которых – это заслуга окружавших ее престол по настоящему талантливых и незаурядных личностей. Императрице надо отдать только должное в умелом подборе этих людей.].

О роли Федора Никитича Романова в приходе их к власти в результате русской смуты было подробно сказано в седьмой главе данной работы. Его, монаха под именем Филарет, получившего сан митрополита Ростовского их рук Лжедмитрия Первого[226 В сущности, из рук беглого монаха Григория Отрепьева.], затем и патриарха Московского и Всея Руси из рук Лжедмитрия Второго[227 В сущности, из рук исторического пройдохи, получившего прозвище “тушинский вор”.], можно назвать человеком, укравшим у Годунова царскую власть. Пусть не в собственное распоряжение, но для своего сына и всей романовской династии[228 В этой связи стоит сказать, что в истории встречаются личности, которые в обход всем нравственным принципам совершают различные политические кульбиты, ставя во главу угла не государственные, а свои личные интересы. Таковым в русской истории был Федор Никитич Романов – личность исключительно одиозная и даже зловещая.].

Нет надобности в разделе о месте Годунова в русской истории подробно освещать все сделанное им для государства российского. Это уже было продемонстрировано в разделах, посвященных его регентству при царе Федоре и его собственному царствованию. В этой связи встает вопрос: что бы произошло с Россией, останься у власти его несостоявшаяся династия? Это знает только Всевышний.

Во всяком случае, мы можем констатировать, что в русской истории Борис Годунов эксклюзивен с различных точек зрения. Вот основные факты, доказывающие это.

1. Борис Годунов был первым в истории России избранным царем, имевшим к тому же вовсе не царское происхождение.

2. До избрания Годунова русским государем он в царствование последнего из династии Рюриковичей – Федора Иоанновича – четырнадцать лет был фактическим правителем России. По нынешней терминологии он в течение этого периода был высшим политическим топ менеджером в стране, проходя стажировку на высший государственный пост. Такого не было в истории России ни до Годунова, ни после него.

3. Годунов проводил государственные реформы почти во всех сферах общественной и государственной жизни, усилив для этого роль Земского собора. Реформы эти осуществлялись, в отличие от Петра I, плавно без применения экстраординарных форм и мер. Судя по тому, как он относился к своей роли и значению в государстве, он готов был поставить под сомнение принципат “Божьей помазанности царской власти”, что открывало дверь к пусть умеренному, незначительному, но участию всего общества в управлении государством. Иными словами, он возвысился до иного понимания роли места высшей власти в социуме.

4. Сам, будучи почти безграмотным, Годунов понимал значение образованности монарха в управлении государством. Поэтому он сделал все для того, чтобы не только его сын, но и другие его подданные получали необходимое для страны образование.

5. Он стал главным движителем официального оформления патриаршества на Руси – события, которое трудно переоценить для усиления русской государственности и народного самосознания русских.

6. Во внешней политике Годунов в течение своего до царствования и во время сидения на троне по настоящему встретил внешнюю угрозу с разных сторон – Польши, Швеции и Крымского ханства – и смог достойно ее отразить.

7. До Годунова и после него не было прецедента, когда государственная казна почти вся тратилась на предотвращение голода, разразившегося после трех неурожайных лет.

8. На фоне прежних представителей высшей власти в России, которые никогда не комплексовали при обвинении их в насильственных действиях в отношении своих конкурентов, страдания Годунова от постоянных обвинений в его причастности к убийству царевича Дмитрия, говорит о наличии у него совестливого начала. Это, кстати, могло стать причиной его скоропостижной смерти, если официальная версия о ней была правдива.

9. Уникальное место Бориса Годунова в русской истории стало причиной пристального отношения к нему в искусстве и литературе. Видимо, не случайно его личность толкнула двух выдающихся авторов на создание таких значительных для русской литературы произведений, как трагедия «Борис Годунов» А.С. Пушкина, и драматическая трилогия «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис» А.К. Толстого. По признанию второго, главным героем всей трилогии является Борис Годунов (Толстой 1987:3).

Из всего этого следует, что Годунов совсем не случайная выскочка в русской истории, как его рисует историография времен династии Романовых (советская по инерции к Годунову относится так же). Он был истинно державным государственным деятелем, подвергшимся в русской историографии и обыденном сознании, наверное, самой жестокой диффамации. Об этом, несмотря на присутствие в общем хоре хулителей Годунова, очень эмоционально и с горечью написал Н.М. Карамзин: «Что если мы клевещем на сей пепел; если несправедливо терзаем память человека, веря ложным мнениям, принятым в летопись бессмыслием и враждою» (Карамзин 2011:27).
...
Раздел восьмой. Вечная проблема – личность и народ

Сколько уже говорилось и писалось о роли личности в истории человеческого общества. В форме вопросов, это можно сформулировать так: в какой степени отдельный индивидуум, обладая особыми полномочиями и властью над людьми, влияет на ход исторического процесса? Каково соотношение в этом процессе между этим индивидуумом и основной массой людей, часто именуемой “народом”? Ответы на эти вопросы одновременно просты и сложны. Все, видимо, зависит от времени, места и степени социально-экономического и политического развития рассматриваемого общества. В примитивном и слабо развитом социуме место личности занимает доминирующее положение. Вожак в обществе промискуитета доминирует полностью и абсолютно. Чуть меньше, но еще в сильной степени, абсолютизм власти проявляется в рабовладении. В феодальном обществе за абсолютизм своей власти любому владыке (королю, царю, императору и т.п.) приходится бороться с местными феодалами, обладающими почти непререкаемой властью в своих владениях. В конце концов, он вынужден делиться с ними властью...


***

Время Бориса Годунова – это позднее средневековье, в котором, как было сказано выше, царю нужно было постоянно отстаивать этот свой статус перед высоким боярством[245 По сути, все царствование Ивана Грозного проходило в постоянной борьбе за этот статус. И его крайняя жесткость была безотказным инструментом в этом занятии.] Конечно, в этом контексте проблема отношения царя с людской массой (ее в быту и исторической науке часто называют “народом”) выступала на первый план. Будучи еще правителем Московского царства при царе Федоре, Годунов, в отличие от Ивана Грозного, старается сократить пропасть между властью и простым человеком. Разве не говорит об этом требование Годунова участвовать в процессе его избрания царем, помимо Боярской думы, Земского собора – по тому времени самого представительного органа в русском обществе. Подтверждает это и во многом артистичный жест уже венчанного на царство Годунова, когда он, взяв себя за ворот собственной рубашки, клянется разделить все имеющееся у него, вплоть до этой вот последней рубашки, с самым последним бедняком на Руси. И это не было пустой декларацией. Он это обещание, граничащее с клятвой, осуществляет потом на практике, раздавая хлеб и деньги из казны во время голода, разразившегося после трех лет засухи. Да и вся практическая деятельность Годунова за весь период нахождения его у власти (регентской и царской) указывает на то, что народ был для него не абстрактной серой массой, а живыми людьми из плоти и крови. Именно это его качество вместе со всеми другими непонятными для бояр и пугающими их, возбуждали у них неприятие и ненависть к Годунову. Не побоюсь высокого штиля, но царь Борис Годунов любил русский народ, насколько это было возможно в его время и в его положении. Изображение Пушкиным царя Бориса вообще и его взаимоотношения с народом, в частности, оправдано лишь в художническом плане, но не в стремлении следовать исторической истине. В его трагедии «Борис Годунов» простой человек теряется в перипетиях политических событий, как это было всегда в истории России, исключая лишь некоторые ее эпизоды, когда власть предержащих вынуждена была использовать силу народную для спасения страны[246 Например, в изгнании из России польских интервентов в ходе Великой русской смуты и в Отечественной войне 1812 года]. Пушкинский народ – это темная и пассивная масса людей, подчиненная воле господ и историческим обстоятельствам. За этим стереотипным взглядом на проблему “личность и народ” гений Пушкина[247 Пушкин, “наше все” не всегда соответствовал этой метафоре. В своей трагедии «Борис Годунов», гениальной с художественной точки зрения, но весьма посредственной с исторической, он вслед за Карамзиным несправедливо отрицательно рисует образ ее главного героя.] не смог разглядеть, что Годунов был готов изменить соотношение этих величин русского общества. Зато большой талант другого русского литератора А.К. Толстого это увидел, показав Годунова, как человека, хорошо чувствующего, что развитие страны невозможно без иного, чем всегда, понимания народа как такового[248 Как этнолог выскажу мысль, может быть, спорную, но имеющую право на существование. Годунов подсознательно почувствовал этап превращения русских из неорганизованной этнокультурной массы в структурируемую этническую общность, то есть в то, что в этническом смысле мы понимаем под словом “народ”.]. И это находит отклик у простых людей:

«…Ликует Русь. Ее дивятся силе,

И друг, и враг. Сегодня я оправдан[249 Здесь А.К. Толстой намекает на участие Годунова в убийстве царевича Дмитрия, во что он, по всей видимости, верил, но прощал по причине того, что тот восхищал его как человек, ищущий для страны и простого человека лучшей доли.]

Любовию народной и успехом

Моих забот о царстве…» (Толстой 1987:317)[250 О роли простолюдинов в избрании Годунова на царство А.Б. Широкорад пишет следующее: «Сразу же после отъезда царицы Ирины в монастырь дьяк Василий Щелкалов вышел к собравшемуся в Кремле народу и потребовал присяги Боярской думе, но услышал в ответ: «Не знаем ни князей, ни бояр, знаем только царицу». Когда же дьяк объявил, что царица в монастыре, то раздались голоса: «Да здравствует Борис Федорович!» Вот здесь мы в первый раз слышим глас народа. Население Москвы категорически против боярской власти, которая неизбежно приведет к анархии и междоусобице. Историки могут сколько угодно долго спорить о деталях избрания Бориса царем, но ясно одно – его избрали по воле всей России» (Широкорад 2010:36)].

Вполне возможно, что Годунов в концепте “правитель-народ” склонялся к мысли о взаимоотношении этих двух величин на основе праведности, то есть понимания человеком, обличенного властью, нужд и потребностей простого люда. Отсюда вытекает и то, что мы понимаем под словом “патриотизм”. Исходя из сказанного выше: об отношении Годунова к России в целом и простому человеку, в частности, он был истинным патриотом своей страны.

***
...
Раздел девятый. Метафизика и мистика русской истории периодов правлений двух Борисов.

Считается аксиомой, что история не терпит условно-сослагательного наклонения. Но это тогда, когда мы смотрим на нее одномерно, фактологически[255 То есть в линейном течении времени: прошлое-настоящее-будущее. В этой парадигме историю мы воспринимаем обыденным сознанием, то есть также, как протекает наша биологическая жизнь.]. Здесь мы ставим только вопросы: что? где? когда? И это мы называем историческим процессом, толкование которого всегда подчинено существующей на сей день идеологической и политической конъюнктуре. При этом всегда заявляемая объективность историка является ширмой для того, чтобы скрыть эту владеющую им конъюнктуру.

Но в истории есть еще два уровня: метафизический и мистический.

В первом главными вопросами являются: почему и зачем? То есть, почему и зачем произошло то, что произошло в линейном времени, которое мы характеризуем как действительность? Какие внешние и внутренние причины лежали в этом историческом процессе, и что кардинально повлияло на него?

***

Московское царство после Ивана Грозного оказалось на распутье. Вопрос стоял так: или продолжать его политику, или круто поворачивать руль корабля русской истории[256 Некоторые историки, в этой связи, считают, что Годунов был продолжателем государственной идеи, созанной Иваном Грозным, активно выступив против боярской вольницы, которую они захотели заполучить после ухода в мир иной царя-душителя. К этой тезе добавляется и другая: дескать Годунов, как и Грозный, опирался в государственных делах на рождающееся дворянство и на разночинные слои населения Московского царства. Но только единственно в этом можно найти сходство между Иваном IV и Борисом Годуновым. Во всем же остальном внутренняя и внешняя политика последнего носила совершенно иной характер, основным вектором которого было сужение пропасти между власть придержащими и ею не обладающими.]. Для этого второго метафизическое время выбрало Бориса Годунова. Рюриковичи за долгое сидение во власти (приблизительно в течение восьми столетий) – исчерпали свой историко-политический потенциал[257 В действительности это воплотилось в последнем царе из Рюриковичей Федоре Иоанновиче, фактически отдавшему высшую власть Борису Годунову.

В этом смысле пресечение династии Рюриковичей на почти не способном править страной Федоре Иоанновиче было показателем того, что политический ресурс династии был исчерпан.]. Нужна была свежая кровь, и Борис Годунов оказался в этом смысле самой подходящей кандидатурой. В течение двадцати одного года он всеми ему средствами, которые были ему подвластны, направлял корабль русской истории в новое русло. А именно: в русло искоренения старых параметров русской жизни и ее кардинального изменения в иную парадигму. И казалось, что историческое провидение было благосклонно к нему, но инерция старого оказалась сильнее новой интенции. Задуманный Годуновым план коренного изменения русской жизни натолкнулся на сопротивление со стороны высокородных представителей боярского сословия. Уничтожение годуновской династии и приход к власти Романовых означал только одно: возвращение к старой парадигме исторического развития русского государства и его народа[258 В этой связи вспоминается Христова Евангельская притча о молодом вине и ветхих мехах.]

***
...
Второй – мистический уровень – вообще не содержит никак вопросов, ибо в нем скрыт и затаинственен сам смысл истории. Линейное время в этом случае как бы исчезает. Развитие человеческого общества становится тем Целым, которое подвластно уже не историческому провидению, а Господней воле[260 По-моему, эти две категории не одно и тоже. Они могут совпадать, но могут и быть в противоположных состояниях.]. В этом случае ход и содержание всей истории человечества представляется как некое уже совершенное действо. Здесь прошлое, настоящее и будущее сходятся в одной точке, и не одна из этих временных категорий не имеет преимущества. В этой связи, Г. Юнг совершенно справедливо постулирует, что «… мы не принадлежим сегодняшнему или вчерашнему дню. В нас вся история человечества»[261 Из интервью с К.Г. Юнгом, проведенным британским политиком и журналистом Джоном Фрименом (https://monocler.ru/karl-yung-intervyu/).]. Иными словами, несостоявшееся в реально-линейном времени историческое прошлое может сосредоточиться в мистическом сгустке вечности. Тогда вполне возможным становятся возврат в точку бифуркации линейного исторического процесса[262







Но вот царя Бориса не стало, и страна без руля и без ветрил покатилась по наклонной плоскости. Как и потом в русской истории брутальной силой, которую всегда мастерски пользовали враги России, стали казаки. Они под предводительством Петра Ляпунова, его сыновей и сопровождаемые польскими войсками, стали быстро продвигаться к Москве. Во главе всей этой военной разнокалиберной кавалькады находился уже поднявшийся высоко беглый монах Отрепьев под именем Дмитрий, признанный таковым польским королем Сигизмундом и русским боярством[145 Этому способствовало то, что князь Василий Иванович Шуйский, возглавлявший расследование происшествия в Угличе и констатировавший тогда смерть царевича Дмитрия, теперь во время вторжения самозванца в Москву, признал в нем истинного наследника престола. Многие специалисты полагают, что сделал он это вынуждено и по двум причинам: 1) за прощение его новым царем за попытку его свержения с престола; 2) об этом уже присягнули мать царевича Мария Нагая и Филарет (он же Федор Никитич Романов), уже получивший из рук нового царя должность митрополита Ростовского.] Однако в историю он все равно вошел с приставкой “лже” и под порядковым номером “первый”. Он открыл счет двум другим после него “воскресшим царевичам”: Лжедмитрия Второго, прозванного “тушинским или калужским вором” и Лжедмитрия Третьего[146 Иногда в голову приходит жутко крамольная мысль: три Лжедмитрия открыли в России эпоху лжемонархов, длившуюся до февральской революции 1917 г.]

Войдя с немалым войском в Москву, в атмосфере измен и предательств со стороны так называемой русской властной элиты[147 Так называемой потому, что слово “элитный” обозначает лучший. Но в России люди, стоящие на верху власти в период смуты оказались теми, кого можно назвать прямой противоположностью этого качества.], беглый монах Григорий Отрепьев, выдавший себя за царевича Дмитрия[148 Но люди же тогда были не слепыми и видели откровенную подмену. Создается впечатление, будто тогда в Московском царстве действовал какой-то дьявольский иллюзионист. И как после этого относится к тем, кто, принимая этот политический фокус, еще семь лет назад презирал Бориса Годунова за его худородство.], был сначала обручен с полькой Мариной Мнишек[149 8 мая состоялась свадьба. Рано утром молодых привели в столовую избу, где придворный протопоп торжественно их обручил. В Грановитой палате князь Шуйский кратко приветствовал невесту, и обрученных проводили в Успенский собор. «…Замечу, - пишет в этой связи А.Б. Широкорад, - что в церемонии участвовала вся родня Романовых: митрополит Филарет, боярин Иван Никитич и, конечно, юный стольник Миша» (Широкорад 2010:78 ).] и потом провозглашен русским царем (1 июня 1605 г.) под именем Димитрий. Для этого потребовалось лишь собрание представителей четырех городов: Рязани, Тулы, Каширы и Алексина и подтверждение согласия этих представителей разрядной книгой[150 Вспомним, что врагам Бориса Годунова было мало Боярской думы и представительского Земского собора для провозглашения его русским царем.]. 20 июня 1605 г. на Красной площади было устроено пышное представление, целью которого было показать единение нового русского царя с народом. Красочно об этом повествует К. Валишевский, искусно смешавший в себе историка и писателя. Вот небольшой отрывок из описания этого события: «Наконец на Коломенской дороге показалось облако, сквозь которое посверкивали огненные полоски. Загрохотали пушки, и тотчас словно колоссальная волна пронеслась по людям, пригибая к земле, как бы стирая взволнованный народ, обращая в ковер трепещущего мяса быстро склонившиеся тела; когда все лежали распростертыми, прижимая лбы к земле, от этого пыльного слоя рабов колоссальный вопль вознесся к небу: “Челом бьем нашему красному солнышку!” Затмевая великолепием светило небесное, “красное солнышко” появилось на правом берегу р. Москвы среди пышного поезда: стрельцы в раззолоченных красных кафтанах, русские всадники, сияя золотом и каменьями, польские гусары в блестящем вооружении окружали роскошной рамкой величественный строй русского духовенства. “Солнышко” приближалось в сиянии величества и могущества» (Валишевский 1987:167)[151 Ну, просто апокалипсическая картина.]

Итак, на царский престол взбирается человек благодаря измене и предательству со стороны высшего русского боярства или, как сейчас сказали бы – элиты русского общества конца XVI - начала XVII вв. Но как известно за все надо платить, и Лжедмитрий Первый начинает щедро раздавать звания, должности и имущество. На первом месте оказываются так называемые “родственники”. Михаил Нагой возводится в боярство, получает чин конюшего и подмосковные вотчины, ранее принадлежавшие Годуновым. Но, странным образом, больше всех обласканы Романовы. Инок Филарет сразу, минуя несколько церковных чинов, становится ростовским митрополитом. Сделать простого монаха сразу патриархом было бы совсем делом неприличным и подозрительным [152 Это произойдет в будущем. Патриарший чин Филарет получит из рук следующего самозванца – Лжедмитрия Второго.]. Да к тому же чин этот был уже занят бывшим митрополитом греческого происхождения Игнатием. Брат Филарета Иван Никитич Романов получает боярство. И даже малолетний сын Филарета становится стольником, что в русской истории было экстраординарным событием. Эксгумируются и тела всех умерших в ссылке братьев Филарета и торжественно хоронятся в московском Новоспасском монастыре. Встает вопрос, за какие такие заслуги были так облаготельствованы Романовы? А.Б. Широкорад считает, что «… бояре Романовы были в сговоре с заговорщиками церковными, главой которых предположительно был Пафнутий[153 Архимандрит Чудова монастыря во время пребывания там Гришки Отрепьева. Предположительно, именно Пафнутий возбудил у Отрепьева мысль выдать себя за спасенного царевича Дмитрия.]. еперь Отрепьеву пришлось платить по счетам. Был ли удовлетворен наградами честолюбец Федор Никитич? Конечно, нет, но качать права было рано. Пока Романовы рассматривали полученные чины, вотчины и другие блага как промежуточную ступеньку для дальнейшего подъема вверх. Теперь Федору и Ивану Никитичам казалось, что еще чуть-чуть и московский трон станет собственностью их семейства» (Широкорад 2010:75).

А пока самозванец упивается царской властью, которую судьба дарует ему, к счастью, не надолго. За неполный год правления[154 Да простит меня читатель за это слово. Лжедмитрий, конечно же, не правил. Он, обличенный царской властью, предавал и продавал Россию и русский народ. В быту и в обращении с людьми играл демократически настроенного человека: свободно ходил по улицам Москвы, охрана состояла из иностранных наемников, что сильно возмущало местное население.] Лжедмитрия Первого (с 1 июня 1605 г. по 17 мая 1606 г. [155 День, когда, в отличие от Федора Годунова, трусливо закончил свою жизнь Лжедмитрий Первый. Он, отмахиваясь палашом от приступавших к нему восставших воинов, выпрыгнул в окно. Во дворе был пойман. Потом убит. Потом сожжен на костре. Потом пепел его в качестве ядра был выстрелян из пушки в сторону, откуда он пришел, т.е. на запад.]) в России происходят события, которые усиливают и углубляют русскую смуту. Она все более и более становится такой, как она названа в истории – ВЕЛИКОЙ. Открыто уничтожаются все, что при Годунове составляло опору его царской власти. Русский мир во всех своих проявлениях повергается сильной деформации. Вот основные ее отметины:

- патриарх Иов, так много сделавший для славы Московского царства, лишается сана и в качестве рядового монаха отправляется в старицкий монастырь;

- несколько иерархов русской православной церкви были заметно ущемлены в их прежних позициях. В частности, митрополит ростовский Кирилл, кафедру которого занимет вездесущий и лукавый Филарет;

- немногочисленные уже сторонники Годунова отстранены от их прежних должностей. Зато все его враги получают, говоря современным языком, громадные преференции. И, прежде всего, они косаются семьи Романовых.

- дом, где проживала семья Годуновых, сносится[156 К. Валишевский, сообщая об этом доме, где произошло убийство сына Годунова, ссылается на существующее о нем предание. Он де «…принадлежал мрачной памяти Малюте Скуратову; он полон страшных воспоминаний; народное воображение населило его кровавыми привидениями. 6 июня 1605 г. его стены сделались свидетелями новой отвратительной трагедии. Здесь был убит Федор (сын Годунова – И.Ю.), задушен подушками или размозжен дубиной после долгой борьбы. Смелый и сильный, он упорно боролся с нападавшими, приставами Масальского, среди которых отличился бывший дьяк двора Грозного Андрей Шерефединов, пользовавшийся дурной славой» (Валишевский 1989:166). Боже, значит провозглашение Лжедмитрия Первого царем 1 июня произошло тогда, когда законный царь был еще жив.]

- окатоличивание властной верхушки России, и начинается этот процесс с самого Лжедмитрия Первого. Он тайно обращается в католическую веру с целью женитьбы на католичке Марине Мнишек, что, по мнению Рима, способствовало бы постепенному внедрению прозелитизма в стране[157 К. Валишевский сообщает любопытную вещь: коронация нового царя проходила в день католического святого Игнатия Лайолы (основатель ордена иезуитов). Приветствие по случаю этой торжественной минуты произносил на польском языке патер Николай Чижовский (Валишевский 1989:172).], а затем и подписанию унии. Этим преследуется и более далеко идущая цель – сделать Лжедмитрия Первого предводителем союза католических держав Европы для борьбы с Портой;

- использование Лжедмитрия королем Сигизмундом III Ваза в польских геополитических интересах: совершенно открыто обсуждается вопрос о возврате так называемого наследия Ягеллонов на западе России – земель прежних русских князей Великого Княжества Литовского;

- громадные безвозвратные кредиты польской короне из государственной казны;

- большие траты из той же казны на подачки тем, кто поддерживал нового царя.

- свобода вероисповедания, доведенная до абсурда. Личным секретарем Лжедмитрия Первого был человек, исповедующий протестантизм.

- введение никем не признанного императорского титула, который по длинноте своей превосходил все существовавшие до и после него. Вот этот титул: Божиею милостию Великий Государь Царь и Великий князь всея Русии Сомодержец, Владимерский, Московский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгорский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовские земли, Черниговский, Резанский, Ростовский, Ярославский, Белаозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, и всея Северныя страны Повелитель, и Государь Иверские земли, Грузинских и Горских князей, и иных многих государств Государь и Обладатель[158 А между тем, польский король Сигизмунд, отказывал Лжедмитрию Первому даже в титуле “великого князя”. Этот шаг польского короля недвусмысленно указывает на то, что он был хорошо осведомлен о самозванстве нового русского царя. Он также подчеркивал очевидную политическую зависимость России от Польши.].

Все это было бы смешно, если бы не было так грустно. Все говорило о том, что до высшей власти добрался человек, у которого от невозможности того, что с ним произошло, сильно закружилась голова[159 И хотя К. Валишевский видит в нем человека весьма незаурядного и по чертам характера чем-то похожим на Петра Первого, он все же не смог пойти против правды, так охарактеризовав ощущение власти самозванцем, которого автор «Смутного времени» упорно считает царевичем Дмитрием: «Он, несомненно, отравлен, опьянен радостью и гордостью. Он в припадке мании величия. Он выставляет себя великим полководцем и мудрым политиком. Он Цезарь, и завтра будет Александром» (Валишевский 1987:211).]

- засилье иностранщины во всех сферах русской жизни. В частности, «…завел себе гвардию, без которой обходились его предшественники, состоявшую из трех рот иноземных наемников в великолепных мундирах, под командой француза Якова Маржерета, шотландца Альберта Лентона и датчанина Матвея Кнутсена» (Валишевский 1989:205).

- зондирование возможности стать русским царем короля Сигизмунда или его наследника Владислава.

- по польскому образцу, Дума заменятся Сенатом.

Итак, почти годичное пребывание у власти Лжедмитрия Первого было наполнено цепью бесконечных интриг, измен и предательств с его стороны. И даже если это был не Григорий Отрепьев, а настоящий царевич Дмитрий, как считают некоторые исследователи, то это даже страшнее. От беглого монаха смертный грех измены и предательства можно было ожидать, но от монаршего отпрыска…!? Однако, кем бы ни был этот человек, при нем русскость дала сильную трещину, да и само Московское царство оказалось на гране исчезновения. Смута еще больше разгоралась, хотя, как считает К. Валишевский, она шла на спад. Но тогда как объяснить усиление социально-экономических и политических противоречий в русском обществе, которые привели к очередному заговору против самозванца под предводительством Василия Шуйского[160 Резко отрицательное мнение историков относительно самой личности Василия Шуйского и его короткого царствование можно несколько смягчить двумя историческими фактами: 1) принципиальное неприятие самозванца и его свержение с престола; 2) попытка замолить свой грех, совершенный против Годунова, путем перезахоронения Бориса Годунова, его жены и сына в Свято-Троицкой Сергиевой лавре (в ту пору еще в статусе монастыря).]

В результате заговора самозванец был убит, и на повестке дня встали два важных и не требующих отлагательств вопроса: избрание нового патриарха (поставленный самозванцем на этот пост грек Игнатий, был смещен) и избрание царя. Боярская дума решила, что важнее – это избрание нового царя. 19 мая 1606 г. близкие к Василию Шуйскому бояре “выкликнули” его на Красной площади царем[161 На фоне этого “выкликнула” вновь встает вопрос о попытках высокого боярства признать избрание царем Годунова Думой и Собором не легитимным. Но, в конце концов, это был лишь повод указать на его худородность и татарское происхождение. Василий же Шуйский был по суздальской линии Рюриковичем, а это по инерции считалось высшим знаком верховной власти и законным пропуском в нее.], и 1 июня Василий IV Шуйский был коронован Новгородским митрополитом Исидором[162 В отличие от избраний на царский престол Годунова, Лжедмитрия Первого и Михаила Романова, при избрании Василия Шуйского на русский престол подтверждения его родства с Рюриковичами особо не требовалось. Поэтому в крестоцеловальной грамоте гордо говорилось: «Божиею милостию мы, великий государь, царь и великий князь Василий Иванович всея Руси, щедротами и человеколюбием славимого Бога и за молением всего освященного собора, по челобитью и прошению всего православного христианства учинились на отчине прародителей наших, на Российском государстве царем и великим князем. Государство это даровал Бог прародителю нашему Рюрику (курсив мой – И.Ю.), бывшему от римского кесаря, и потом, в продолжение многих лет, до самого прародителя нашего великого князя Александра Ярославича Невского, на сем Российском государстве были прародители мои, а потом удалились на суздальский удел, не отнятием или неволею, но по родству, как обыкли большие братья на больших местах садиться» (Широкорад 2010:82).]

С избранием патриарха происходила необъяснимая чехарда. Сначала Шуйский наделил этим саном всегда топтавшегося у трона Филарета. Однако собор русских иерархов избрал (3 июля 1606 г.) предстоятелем русской церкви казанского митрополита Гермогена[163 Он стал вторым после Иова русским патриархом, кого русская православная церковь прославила как святого в ранге Святителя. Третьим стал спустя чуть более триста лет патриарх Тихон, избранный предстоятелем русской православной церкви в самом начале советской власти (ноябрь 1917 г.).], который до самого смещения с царского престола Василия Шуйского оставался его сторонником.

Казалось, что с освобождением от пут самозванца и избранием царя из бояр, происходившего по суздальской линии из Рюриковичей, избранием нового патриарха все должно пойти на лад. Но в четыре года правления Василя Шуйского (1606-1610 гг.) русская смута ничуть не стала меньше и нисколько не утихла. По сути, она все больше принимала очертания гражданской войны, в которой по одну сторону баррикад находились сторонники нового царя, а по другую – его противники, объединенные вокруг слухов о спасенном царе Дмитрии, который якобы после попытки его убийства бежал из Москвы и готовится вновь взойти на престол.

Кем был второй раз “воскресший” Ивана Грозного Бог весть[164 Существует несколько версий о том, кем он был на самом деле: 1) попович из белорусских земель, хорошо знавший русскую грамоту, знал польский язык; 2) крещенный еврей, под именем Богданко был учителем в Могилеве; 3) польская креатура; 4) царский дьяк, служившим при Лжедмитрии Первом; 5) школьный учитель из города Сокол.], но в историографию он вошел как Лжедмитрий Второй, прозванный “тушинским вором”. В Стародубе, где объявляется новый-старый царь, он выдал себя за боярина Нагова. Его пособник Алексей Рукин сказал, что человек, выдающий себя за боярина Нагова – это спасшийся царь Дмитрий.

В конце 1607 года под командованием Лжедмитрия Второго небольшой польско-русский военный отряд захватил Карачев, Брянск, Козельск. Заняв Орел, он получил подкрепление из Польши, Литвы и Запорожья. Весной 1608 года Лжедмитрий Второй приблизился к Москве. Разбив войско Василия Шуйского под Болховым, он к северу от Москвы разбил в селе Тушино лагерь, состоявший из семи тысяч польских военных, десяти тысяч казаков и нескольких десятков тысяч вооруженных отщепенцев. Плененная вместе с уходившим на родину польским военным отрядом Марина Мнишек под ударом сложившихся обстоятельств вынуждена была признать своим мужем нового самозванца[165 От него Марина даже родила ребенка. Названный Иоанном, он среди бояр получил прозвище “ворёнок”. Забегая вперед скажем, что для избранного уже на престол Михаила Романова он мог в будущем представлять большую опасность. Ведь Марина Мнишек была венчанной русской царицей, а сын ее родился в освященном церковью браке. Романовы, понимая это, решили избавиться от “ворёнка”, чтобы потом не возникало новых “царевичей Иоаннов”. Палач повесил его на глазах всего народа, выхватив у матери спящего на ее руках. Существует предание, что тогда Мнишек прокляла весь род Романовых, воскликнув, что ни один из их мужчин не умрет своей смертью. И действительно почти все Романовы уходили их жизни от странных болезней или были насильственно умерщвлены. Особенно это проклятие проявилось в судьбе последнего Романова – Николая Второго. Сама Марина Мнишек закончила свою жизнь, то ли в заточении (одна из башен Коломенского кремля так и называется “Маринкина башня”), то ли была утоплена или задушена. «…Это, в общем уже неважно. Очевидно, что жизнь Марины закончилась в то мгновение, когда палач вырвал из ее рук спящего малыша" (Русская семерка, russian7.ru).]. Его войско постоянно пополняясь казаками, к середине 1608 г. насчитывало уже 100 тысяч человек. Это позволило Лжедмитрию Второму подчинить себе Ярославль, Кострому, Муром, Кашин, Суздаль и еще несколько маленьких городов и весей. При странных обстоятельствах в руки пособников Лжедмитрия Второго попадается ростовский митрополит Филарет[166 Зная моральный облик этого человека, можно вполне предположить, что он по собственной инициативе объявился в стане “тушинского вора”, чтобы оказать ему поддержку против Василия Шуйского.], получив из рук самозванца патриаршее достоинство[167 Таким образом, в России в этот период установилось двойное патриаршество: одно законное (Гермоген), другое подаренное “тушинским вором” (Филарет).]. К этому нужно прибавить, что в тушинском лагере поодиночке и группами появляются люди, недовольные Василием Шуйским. Среди них бояре Трубецкие и Романовы[168 Это еще раз подтверждает, что митрополит Филарет объявился в Тушине совсем не случайно.] Таким образом, в Тушине образовалась альтернативная официальной власти параллельная власть со своей боярской думой, что обозначало, что при Лжедмитрии Втором в России установилось двоевластие.

Крестьянское восстание Ивана Болотникова, начавшееся еще при прежнем самозванце, пошло на убыль. Этому способствовал тот факт, что предводитель восставших, претендовавший на русский престол, никак не вписывался в интересы ни русского боярства, ни польских оккупантов. Им, как и в случае с первым самозванцем, второй был незаменимой фигурой. Именно поэтому Лжедмитрий Второй в основном питался военной силой поляков, интервенция которых в России приняла еще бóльший размах, чем это было при Лжедмитрии Первом. Именно представители польских оккупантов, а не тушинская боярская дума, забрали всю полноту власти в тушинском лагере, что выразилось в создании так называемой «комиссии децемвиров»[169 Децемвиры (лат. decem viri «десять мужей») — в Древнем Риме — коллегия из десяти человек, образованная для исполнения духовных или светских обязанностей в государстве.], состоявшая из десяти влиятельных шляхтичей[170 За ее работой внимательно следила римская курия, давно заинтересованная в насаждении католицизма в России. В этой связи вновь встает вопрос о роли Филарета (Романова) в польской оккупации России при Первом и Втором Лжедмитриях. «Польские источники, - пишет Н.М. Коняев, называют Филарета одним из главных предателей Московского государства в руки Сигизмунда (Коняев 2016:162).]

Военное и политическое доминирование поляков стало причиной разнузданного поведения польских военных, грабивших городское и крестьянское население не только окрест Москвы, но и на других территориях, захваченных тушинцами. Это спровоцировало “народную войну”, выразившуюся в стихийных выступлениях простых людей против польских оккупантов. Предводителем этого движения был холоп Василия Шуйского Семен Свистунов, военные отряды которого состояли из стрельцов, казаков, посадских людей, крестьян и боярских холопов. Не имея достаточного вооружения и будучи немногочисленными, эти отряды проводили в основном партизанскую войну, уходя при опасности в леса. Большую известность в то время получила оборона Свято-Троицкого Сергиева монастыря, длившаяся с сентября 1608 г. по январь 1610 г. Пятнадцатитысячный отряд поляков в течение 16 месяцев осады монастыря не мог захватить его. Потеряв большое количество своих воинов, отряд вынужден был отступить[171 Может быть, мужество и непреклонность в борьбе с интервентами в обороняющихся вселяли мощи святого преподобного Сергия Радонежского в раке Троицкого собора монастыря и останки недавно перезахороненного в монастыре вице-царя Бориса Годунова.]

Договор Василия Шуйского со шведским королем Карлом IX-ым (февраль 1609 г.), по которому Россия отказывалась от притязаний на Ливонию, но при этом получала пятнадцатитысячный военный отряд, развязал руки польскому королю Сигизмунду для открытого вторжения в пределы России значительных вооруженных сил. Это его решение к тому же было продиктовано и тем, что племянник Василия Шуйского Михаил Скопин-Шуйский, несмотря на предательство со стороны шведов сумел снять осаду Москвы тушинцами.

В сентябре 1609 г. один из отрядов армии поляков, перейдя польско-русскую границу, подошел к Смоленску. Город, подобно Свято-Троицкому Сергиеву монастырю, героически оборонялся 20-ть месяцев. После взятия города к войску Сигизмунда присоединились польские отряды, покинувшие Тушино под ударами отрядов Скопина-Шуйского. Однако поражение русских войск при селе Клушино (близ Гжатска), спешивших на помощь смоленчанам, изменило военную ситуацию в пользу поляков, основные военные части которых двинулись в сторону Москвы. Там в июле 1610 г. бояре, находившиеся в оппозиции Василию Шуйскому, свергли его с царского престола[172 Некоторые из них входили в состав тушинской боярской думы] и установили власть так называемой “семибоярщины”. В нее вошли семь представителей знатных московских родов: князья Ф.И. Мстиславский, И.М. Воротынский, А.В. Трубецкой, А.В. Голицын, Б.М. Трубецкой, бояре И.Н. Романов (брат Филарета), Ф.И. Шереметьев.

Эти люди, испугавшись “тушинского вора”, двигавшегося к Москве с небольшим отрядом, пошли на сговор[173 Это были те самые люди, которые всегда выступали против Бориса Годунова, встав после его смерти на путь открытого предательства интересов России.] с польским королем, заключив с ним 4 февраля 1610 г. договор. По нему они соглашались с тем, что русский престол займет королевич Владислав[174 Правда, с условием, что он примет православие.]. Но спустя некоторое время король Сигизмунд решил сам занять русский престол или просто править Московией[175 Так называли Московское царство иностранцы.] с помощью военной силы. Теперь полякам Лжедмитрий Второй был уже не нужен, и он, брошенный ими на произвол судьбы, бежал после падения тушинского лагеря в Калугу. Его попытка с небольшим военным отрядом взять Москву, естественным образом (военные силы “семибоярщины” в разы превосходили отряд самозванца) провалилась. Вернувшись в Калугу, он 11 декабря 1610 г. был убит одним из своих сподвижников.

А между тем, поляки, опять же в атмосфере предательств и закулисных игр со стороны “семибоярщины” взяли в Москву. Возможность исчезновения независимого русского государства была налицо, и только русская православная церковь встала на его защиту. В конце 1610 г. патриарх Гермоген, в отличие от лжепатриарха Филарета[176 К. Валишевский назвал его “мнимым патриархом” (Валишекский 1989:340).], с помощью грамот, разосланных по всей стране, призвал русский народ на борьбу с поляками. После этого его арест произошел незамедлительно. Однако призыв русского первосвятителя стал знаменем борьбы простых русских людей против польской оккупации. Накануне пасхи 1611 года несколько отрядов ополченцев двинулись к Москве, которых своим восстанием внутри города при содействии отряда князя Дмитрия Пожарского поддержал московский люд. Поляки и оставшиеся с ними бояре, укрывшись за стенами Китай-города, подожгли Москву. Огонь вытеснил из города отряды ополченцев, однако с приходом к Москве стотысячного войска ополченцев бои в городе возобновились. В лагере нападавших из-за социальной разношерстности его состава (крестьяне, горожане, дворяне и даже различные люмпены) не было единства действий. Дворянское ополчение возглавил воевода Прокопий Ляпунов. Казаками и бывшими тушинцами командовал атаман Иван Заруцкий и князь Дмитрий Трубецкой. Между ними началось соперничество, в результате которого 22 июля 1611 г. Ляпунов был убит. Усилению разногласий среди ополченцев способствовало вдобавок и то, что в августе к Москве прорвался отряд гетмана Сапеги, доставивший осажденным полякам продовольствие и фураж. Новая попытка Первого ополчения взять Китай-город в декабре 1911 г. [очевидно, опечатка, 1611 г.] закончилась неудачей, после чего оно перестало быть силой и фактически прекратило свое существование. Еще большему кризису Московского царства поспособствовали последующие события. Армия польского короля Сигизмунда захватила Смоленск. Польский гарнизон в Москве усилился за счет притока новых сил. Шведы взяли Новгород. В стране разбойничали иноземные и местные шайки.

Некоторым образом положение спасало то, что военные силы поляков были ослаблены войной Польши со Швецией и длительной осадой Смоленска. Теперь главное спасение страны находилось в руках простого народа, внутри которого зрело сознание, что отступать уже некуда. Плененный патриарх Гермоген продолжал через своих сподвижников распространять призывы на борьбу с польскими оккупантами и собственными предателями и смутьянами. Центром патриотического движения стал Свято-Троицкий Сергиев монастырь. Так постепенно выстроилось второе ополчение, которое возглавили князь Дмитрий Пожарский и новгородский купец Кузьма Минин[177 По большому счету, Второе ополчение инициировал Кузьма Минин; князя Дмитрия Пожарского пригласили как человека, имеющего высокое социальное происхождение и знакомого с военным делом.].

Это ополчение, по сравнению с первым, было более социально однородным, состоя в основном из служилых и земских людей. Более грамотным оно было и в смысле военной тактики. Его вооруженные силы сразу не пошли на Москву, а решили создать плацдарм на северо-востоке. Остановившись в Ярославле, ополченцы укрепляли свои тылы и пополняли свои силы. Они двинулись к столице, узнав, что к ней движутся большие силы гетмана Ходкевича для помощи польскому гарнизону. Одна часть ополчения (10 тыс.) заняла позиции на левом берегу Москвы-реки недалеко от Новодевичьего монастыря. Другая, состоявшая из казаков князя Трубецкого (около 3 тыс.), стояла в Замоскворечье со времен первого ополчения. Шестистам воинам из отряда гетмана Ходкевича после нескольких столкновений с ополченцами 22 августа удалось проникнуть в Кремль, а на следующий день остальным силам гетмана удалось переправиться через реку в Замоскворечье и захватить Донской монастырь. Узнав об этом, князь Пожарский успел переправить туда часть своих войск в помощь князю Трубецкому. После кровавых и затяжных боев русскому ополчению удалось взять московский Кремль (26 октября 1412 г.)[178 Здесь нельзя не сказать, что братья Иван и Федор Романовы, а также сын последнего Михаил были не с ополченцами, штурмовавшими Кремль, а находились в стане польского гарнизона, засевшего внутри московского Кремля и оборонявшего его.] и окончательно выбить поляков из Москвы. «…Поляки понесли такую значительную потерю, что ее нечем было вознаградить. Колесо фортуны повернулось, и надежды овладеть целым Московским государством решилось невозвратно», - отмечал польский историк XVII века Кобержицкий (Кобержицкий 1842:16)[179 После этого поражения поляки еще несколько лет жаждали реванша, но все было безуспешно. Сразу же после освобождения вторым ополчением Москвы, король Сигизмунд и польский военоначальник Жолкевский попытались вновь взять Москву, но потерпели поражение. В 1614 г. состоялся рейд отряда Лисовского, в результате которого ему удалось захватить несколько городов в Костромской, Ярославской, Муромской и Калужской землях. После стычки с силами князя Куракина Лисовский понял бесперспективность своего похода и покинул пределы России. Последней попыткой поляков вернуть все вспять был поход в 1618 г. королевича Владислава с целью завладеть русским троном, который был обещан ему в ходе русской смуты. Несколько военных столкновений польских и русских войск закончились Деулинским перемирием на 14 с половиной лет, по которому Польша оставляла за собой Смоленск, а также Новгород-Северские и Черниговские земли.].

Драматический, если не сказать трагический, период русской истории закончился более или менее благополучно. Московское царство, выдержав неимоверные испытания, сохранило себя как независимое государство, что в период Великой смуты казалось уже невозможным. И как всегда бывает, нет худа без добра. Выход России из этого страшного события еще более инициировал процесс становления единого русского народа, который начался после освобождения от золотоордынской зависимости при Иване Третьем. Но точка бифуркации была еще не пройдена. Главным вопросом для Московского царства стало избрание новой царской власти. И пришли к ней, к сожалению, те, кто меньше всего того заслуживал, ибо поведение Романовых до смуты и во время ее вполне можно назвать предательским.

Исторические документы об избрании Михаила рассказывают об этом событии как о почти детективной истории. Претендентов на русский престол было не мало. В самом начале процесса избрания на русский престол были отсечены польский королевич Владислав и сын Лжедмитрия Второго и Марины Мнишек Иван[180 Выше уже была описана его трагическая судьба, закончившаяся в петле от рук палача, что произошло уже после избрания царем Михаила Романова.]. Очень странно повел себя герой конца русской смуты князь Дмитрий Пожарский. Имея по своим заслугам перед страной наибольшие права на русский трон, он, видимо, по причине худородства своей кандидатуры лично не выдвинул[181 Видимо высокородные бояре сразу указали ему на место, чтобы он даже не мыслил участвовать в избрании. А если быть более точным, то, как только прозвучало его имя в качестве кандидата на престол, бояре сразу же распустили слух, будто князь истратил на подкуп выборщиков двадцать тысяч рублей.] Неожиданно для всех он предложил на царство шведского королевича Карла-Филиппа[182 Существует две версии такого поступка Пожарского: 1) он боялся, что бояре, большинство которых проявили себя в смуте, мягко говоря, недостойно, а по большому счету предательски, вновь повергнут царство в смуту; 2) это был своеобразный маневр, с помощью которого, из-за нелепости такого предложения, в избрании будет участвовать только русское боярство, и преимущественно из московских родов. Однако вторая версия прямо противоречит первой.]. Но разве это могли допустить те, кто после Ивана Грозного жадно алкали русский трон? Первыми среди них были бояре Романовы, предводитель которых патриарх[183 Напомню, что этот высокий чин он получил из рук Лжедмитрия Второго.] Филарет, хотя и находился в польском плену[184 Можно предположить, что, будь Филарет в Москве, он бы сам боролся за русский трон. В пользу этой гипотезы говорит один прелюбопытнейший факт из екатерининских времен. В XVIII веке по приказу Екатерины Второй в селе Коломенском был сломан дворец второго Романова – Алексея Михайловича. В груде строительного мусора обнаружили портрет монаха Филарета (Федора Никитича Романова), под слоем краски которого проявилось другое изображение: Филарет в царском одеянии со скипетром в правой руке. И внизу подпись «Царь Федор Никитич».], но как сильная и закаленная в хитросплетениях личность, мог даже издалека только своим именем влиять на исход выборов нового царя. В конце концов, 21 февраля (3 марта)[185 Февраль стал для Романовых роковым: в этом усеченном месяце произошло избрание на царство первого из них – Михаила, в феврале же последний их них – Николай – отрекся от престола.] 1613 года именно его сын Михаил стал первым Романовым на русском престоле. Но шапка Мономаха досталась ему не легко и не сразу, несмотря на то, что подготовка к этому, как мы видели выше, велась уже несколько лет. Перед избранием его на Земском соборе состоялась нешуточная почти месячная битва претендентов. Началось с того, что запятнавший себя руководством “семибоярщиной”, открыто сотрудничавшей с поляками, Федор Мстиславский сразу был отсеян. Иван Воротынский сам отказался от притязания на престол. Василий Голицын вместе с Филаретом (Федором Романовым) находился в польском плену. Оба Дмитрия – Трубецкой и Пожарский – вожди ополчения были недостаточно родовитыми. По общему же мнению, новый царь должен был объединить расколотую Смутой страну; это де мог свершить род, близкий по родословцу к Рюриковичам и способный таким образом отвести новый виток боярских междоусобиц. Иными словами, сидящий на престоле должен был устраивать всех претендующих на него[186 Приблизительно подобное приключилось 351 год спустя после отставки Хрущева с поста Генерального секретаря ЦК КПСС. Его члены решили, что наилучшей кандидатурой на этот пост является Л.И. Брежнев – человек, пользующийся в высшем политическом руководстве СССР уважением и самое главное – предсказуемостью.] Именно поэтому и возникла кандидатура Михаила, который был племянником царя Федора Иоанновича. За него активно агитировал боярин Федор Шереметьев, уверяя строптивых бояр, что Михаил “молод и будет нам поваден”[187 То есть будет в руках боярского окружения куклой-марионеткой.]. Для продвижения Михаила в цари Шереметьеву и его сторонникам понадобились хитроумные доводы, вплоть до легенды о спасении молодого Романова Иваном Сусаниным, когда претендент находился еще в селе Домнино, двигаясь к Москве для избрания на царство[188 По иронии судьбы молодой Михаил после освобождения вторым ополчением Московского кремля, где он скрывался вместе с дядей Иваном вместе с осажденным там польским отрядом, сбежал из столицы в Ипатевский монастырь, который основал далекий предок Годунова. Вот каким мистическим образом история связала Годуновых и Романовых – побежденных и победителей.]. Однако заочное его избрание стало причиной двухнедельного перерыва (с 7 по 21 февраля). Этим воспользовались противники Михаила, чтобы разослать гонцов “во всяких людех мысли проведовати”, то есть получить якобы как можно бóльшую людскую поддержку. Они резонно рассудили, что за две недели в такой большой стране, как Россия, трудно узнать “глас Божьего народа”. Ведь только, чтобы добраться до отдаленных районов Сибири конному гонцу требуется больше двух месяцев. К тому же антиромановцы надеялись, что казакам, поддерживающим кандидатуру Михаила, надоест сидеть в Москве без дела, и они разъедутся восвояси. Казаки действительно покинули Москву, но, узнав, что бояре решили избрать царя жребием[189 Этот факт содержит в себе «Повесть о Соборе 1613 года».], при котором возможен любой исход, вернулись озлобленные и продиктовали на Соборе свою волю: “По Божии воли на царствующем граде Москве и всея России да будет царь, государь князь Михайло Федорович”[190 Попутно стоит сказать, что казаки, сыграв решающую роль в приходе Романовых к царской власти, в течение всего периода их правления являлись верными слугами российского царизма, за редким исключением.].

Поддержал этот клич и Дмитрий Пожарский, предложив Земскому собору выбрать нового русского государя из семьи Романовых. А за сим он поставил свою подпись на соборной грамоте об избрании на русский престол Михаила Федоровича[191 Пожарский не мог не знать предательскую роль бояр Романовых в Смуте, что должно было бы его остановить от поддержки Михаила при избрании на престол. Однако политические силы, стоявшие за плечами Романовых заставили его встать на их сторону. И этот шаг руководителя второго ополчения против поляков во многом легитимизировал воцарение Романовых. Об их правлении со свойственной ему иронией по отношению ко всему русскому и русской истории, в частности, много раз цитировавшийся К. Валишевский написал, что представители новой династии «…впоследствии самостоятельно пользовались самодержавной властью, в основных чертах тождественной той, строгий образ которой завещали им властители из рода Рюрика. Однако вопрос об ограничении власти еще раз был поставлен, и, судя по многим свидетельствам, был даже разрешен в пользу изменения правления. Но в этой стране конституционные идеалы имеют печальную историю” (Валишевский 1989: 407).]. Видимо за эту услугу, новый царь во время своей коронации оказал Пожарскому великую честь: поднести ему один из главных символов монаршей власти – царскую державу[192 Нынешние политтехнологи могут позавидовать этому красивому театральному жесту как искусному пиар-ходу: спаситель Отечества вручает Державу (государство) новому избранному царю.] И в дальнейшем, до самой смерти (1642), выдающийся герой русской истории начала XVII века верой и правдой служил Михаилу Романову[193 Не хочется плохо думать о легенде русской истории периода Великой русской смуты, но его противоречивое поведение в момент избрания нового царя и поддержка, в конце концов, в этом процессе Михаила наводит на мысль, что он волей или неволей принимал участие в неблаговидной политической интриге Романовых.]

Комментируя это судьбоносное для России событие, писатель Н.М. Коняев вопрошает: «…почему в 1613 году избрали на царство Михаила Федоровича Романова, а, - к примеру! – не Дмитрия Пожарского?

Когда чистое отделилось от нечистого, здоровое от зараженного, почему не сумели русские люди сберечь чистоты, обретенной молитвами праведников, подвигами героев, трудом народа?

Ведь князь Мстиславский, Романовы и все остатки семибоярщины расползлись по своим поместьям, попрятались от страха, испытанного на Каменном мосту[194 Через него к Кремлю для его осады прошли отряды Второго ополчения во главе с князем Пожарским.]. Им, как деликатно выразился историк, неловко было оставаться в ней (семибоярщине – И.Ю.) подле воевод-освободителей...

Так пусть бы и сидели там, исчезая в исторической тьме… Нет же! Почти насильно вытащили их из нор[195 Здесь позволю себе не согласиться с автором. Их никто не вытаскивал из нор. Они, почуяв добычу, сами повылезали из них.], чтобы сплести новую сеть, в которую уже уловят Русь теперь уже на триста лет. Как это похоже на наши дни, когда тасуется одна и та же колода бездарных, вороватых политиков! Из партии в партию, от одного президента к другому.

И только удивляешься, вглядываясь в события Смуты, как стремительно нечистое сумело вернуть господствующее положение» (Коняев 2016:182).

Да, вот такие люди сидели на царском троне 108 лет в Московском царстве и 196 лет в Российской империи! Итого 304 года. И все это время о Борисе Годунове – или ничего, или плохо. И понятно почему: Годунов для Романовых стал вечным укором их совести[196 Именно как раз к ним можно приложить пушкинское восклицание по отношению к Годунову (трагедия «Борис Годунов»): «Да, жалок тот, в ком совесть нечиста!» (Пушкин 1959: 21), несправедливо направленное поэтом на того, кого Романовы, как мы видели выше, уничтожили не только физически, но и исторически.]

В этой связи было бы весьма кстати привести слова из резюме к книге Н.М. Коняева «Романовы. Творцы Великой смуты», изданной в 2011 году (предыдущие суждения автора извлечены из переизданной в 2016 г. книги с тем же названием): «…Одно из самых темных мест в русской истории – возвышение бояр Романовых, укрепление на высших этажах власти, борьба с Годуновыми. Еще более затуманена роль, которую играли Романовы в самой Смуте, приведшей их династию на царский трон. И не потому русские историки обходили эти темы, что не располагали материалами… Материалов, как раз было более чем достаточно. Историкам известно было, что Филарет, отец царя Михаила, митрополичий сан принял из рук Лжедмитрия I, а патриархом его сделал Лжедмитрий II. Известно было историкам и то, что, когда ополчение князя Дмитрия Пожарского и гражданина Минина штурмовало Кремль, где все Романовы и будущий царь в том числе, находились не с народным ополчением, а по другую сторону кремлевской стены, вместе с осажденными поляками. Об этих стыдливых умолчаниях и пропусках и рассказывает книга Николая Коняева. Чтение ее не просто увлекательное занятие, но и полезное и даже необходимое, потому что, закрывая белые пятна нашей истории, писатель помогает понять нам некоторые события нынешней истории» (Коняев 2011).

Последний тезис особенно ценен, поскольку действительно цепь исторических событий в русской истории с древнейших времен до наших дней неразрывна...
...
Раздел седьмой. Место в истории.
...
Борис Годунов – это первый русский государь, наделенный по тому времени высшей властью эксклюзивно. В отличие от своих предшественников из династии Рюриковичей, наследовавших власть по родству, он приходит к ней выборным путем, пройдя до этого четырнадцатилетний путь в качестве действительного правителя Московского царства. Никто до Годунова и после него не может похвастаться таким опытом политической практики. Поэтому его – человека, постигшего изнурительный труд на поприще управления государством, трудно заподозрить в патологическом властолюбии, которое ему приписывает романовская историография[220 Затяжка венчания на власть – не есть тактический ход, как это считают многие специалисты по русскому позднему средневековью. Скорее всего, это было время глубоких, мучительных раздумий и борений с самим собой. Он мог предчувствовать несчастную судьбу своей семьи в будущем.]. Как человек исключительных умственных способностей, он хорошо понимал необходимость строительства государства российского на иных началах, чем это было прежде. Это видно из того, что предпринял Годунов за время регентства при царе Федоре Иоанновиче и в период собственного царствования. Он замышлял сделать простолюдинов свободными и самодеятельными членами русского общества. Чтобы добиться доверия этих людей, он дает согласие на принятие царского венца при одном условии: выборы его царем должны состояться не только Боярской думой, но и Земским собором с возможным для того времени расширенным народным представительством. Русский историк конца XIX - начала ХХ века С.Ф. Платонов, доказавший, кстати, непричастность Годунова к гибели царевича Дмитрия, обосновал и легитимность его выборов на царский трон[221 К этому надо добавить, что Платонов, в отличие от предшествующих ему русских историков, стараясь объективно исследовать феномен Бориса Годунова, в конце книги посвященной ему написал следующее: «…Его (Бориса Годунова – И.З.) моральная реставрация есть, по нашему мнению, прямой долг исторической науки» (Платонов 1921:157)]. По его мнению, именно демократическая процедура избрания Годунова на высший государственный пост стала одной из причин русской смуты начала XVII века[222 Это мнение вполне сопрягается с мнением Ключевского, считавшего, что Годунов лишился власти из-за нежелания поделиться ею с высоким дворянством. А это стало действительно возможным потому, что Годунов развязал себе руки по отношению к дворянству благодаря его избранию на трон относительно демократическим способом.], которая стала и первой гражданской войной в истории России (Платонов 1917:188).

Более скрупулезное исследование об избрании Годунова на русский трон сделал наш современник, профессор Ленинградского (позднее – Санкт-Петербургского) университета Р.Г. Скрынников. В своей книге «Россия накануне “смутного времени”» он указывает на те социальные и политические сдвиги, которые произошли в России во второй половине XVI в. Особенно это касалось Земских соборов, повлиявших на эволюцию государственного строя (Скрынников 1980:123). Это хорошо понимал Годунов, прибегнув в процедуре своего избрания царем не только Боярской думой, но и Земским собором. Он, будучи оптимально представительным по тому времени, вынес окончательное решение об избрании Бориса Годунова царем 1 августа 1598 г, следствием чего стала его коронация или венчание на престол через месяц, то есть в первый день Нового года (по тогдашнему календарю). И это происходит вопреки желаниям московской боярской верхушки, стремившейся после смерти царя Федора Иоанновича посадить на трон наследника “царского корени”. А именно – кого-нибудь из потомков московской ветви Рюриковичей, среди которых в лидерах были “принцы крови” Шуйские.

В действительности же самыми реальными претендентами на царскую корону были Борис Годунов и Федор Романов. Первый, как правитель при царе Федоре Иоанновиче, соответственно имевший, говоря современным политическим языком, хороший административный ресурс. Второй, как уже говорилось выше, имел этот ресурс благодаря родству с Иваном Грозным[223 Он был племянником первой жены Ивана Грозного Анастасии и двоюродным братом царя Федора.] и мнимому гонению на его семью со стороны Годунова. Ресурс Годунова оказался сильнее, и он, как не противились этому братья Романовы, становится царем. Федор Никитич Романов был вынужден признать эту реальность, но при этом вовсе не оставил своих притязаний на царство. В этом он использует две “ахиллесовы пяты” своего соперника: худородство Годунова и намеки на причастность Годунова к гибели царевича Дмитрия. Как и другие противники Годунова, он при случае не стесняется объявлять Годунова не законным монархом или в современной политической лексике – не легитимным царем[224 Выше уже говорилось, что юридически Дмитрий не был наследником престола, ибо был рожден от шестой жены Ивана Грозного. Церковь же признавала законными только три брака. Таким образом, Дмитрий был незаконнорожденным сыном самодержца, и стало быть не имеющим права на престолонаследие.]. Не знать этого Годунов не мог, поэтому, как бы в отместку и поелику его избрания Земским собором старается быть независимым от воли высшего боярства. Он уже при отдании присяги на царство нарушает прежний обычай, предписывающий давать эту присягу в зале заседания Боярской думы. По традиции именно старшие бояре могли руководить этим церемониалом. Но Годунов принимает решение целовать крест не в Думе, где у него было много противников, а в церкви. Там целование креста происходит в присутствии первого патриарха Московского и Всея Руси Иова, что было более правильной, по мнению Годунова, процедурой для этого обряда. Такой поступок лишний раз доказывал стремление Годунова к разрушению боярских привилегий в управлении государством. Годунов вслед за Иваном Грозным продолжает делать ставку на дворянство, как служивое сословие. Наряду с этим, в развитии русского общества он отдает должное самодеятельному населению государства – городским ремесленникам и даже крестьянам. Как не парадоксально это звучит, но временная отмена в царствование Годунова Юрьева дня, когда крестьянин мог от одного барина уйти к другому, на деле повиляло на упорядочение отношений между землевладельцем и земледельцем. Этот акт позволял приостановить процесс частых побегов крестьян от своих хозяев, что дезорганизовывало сельское хозяйство. Как только этот процесс был заторможен, специальным царским указом, Юрьев день снова был введен в оборот. Но эти действия Годунова дали основания некоторым историкам объявить его зачинателем крепостного права в России, тогда как в действительности начало этой социально-экономической модели в России и ее дальнейшее развитие имели место во времена Романовых[225 Окончательное оформление крепостничества в России произошло при Екатерине Второй. Вот уж кто поистине в истории России был узурпатором царской власти, о чем романовская историография всегда говорит под сурдинку, выпячивая вперед ее достоинства, большинство из которых – это заслуга окружавших ее престол по настоящему талантливых и незаурядных личностей. Императрице надо отдать только должное в умелом подборе этих людей.].

О роли Федора Никитича Романова в приходе их к власти в результате русской смуты было подробно сказано в седьмой главе данной работы. Его, монаха под именем Филарет, получившего сан митрополита Ростовского их рук Лжедмитрия Первого[226 В сущности, из рук беглого монаха Григория Отрепьева.], затем и патриарха Московского и Всея Руси из рук Лжедмитрия Второго[227 В сущности, из рук исторического пройдохи, получившего прозвище “тушинский вор”.], можно назвать человеком, укравшим у Годунова царскую власть. Пусть не в собственное распоряжение, но для своего сына и всей романовской династии[228 В этой связи стоит сказать, что в истории встречаются личности, которые в обход всем нравственным принципам совершают различные политические кульбиты, ставя во главу угла не государственные, а свои личные интересы. Таковым в русской истории был Федор Никитич Романов – личность исключительно одиозная и даже зловещая.].

Нет надобности в разделе о месте Годунова в русской истории подробно освещать все сделанное им для государства российского. Это уже было продемонстрировано в разделах, посвященных его регентству при царе Федоре и его собственному царствованию. В этой связи встает вопрос: что бы произошло с Россией, останься у власти его несостоявшаяся династия? Это знает только Всевышний.

Во всяком случае, мы можем констатировать, что в русской истории Борис Годунов эксклюзивен с различных точек зрения. Вот основные факты, доказывающие это.

1. Борис Годунов был первым в истории России избранным царем, имевшим к тому же вовсе не царское происхождение.

2. До избрания Годунова русским государем он в царствование последнего из династии Рюриковичей – Федора Иоанновича – четырнадцать лет был фактическим правителем России. По нынешней терминологии он в течение этого периода был высшим политическим топ менеджером в стране, проходя стажировку на высший государственный пост. Такого не было в истории России ни до Годунова, ни после него.

3. Годунов проводил государственные реформы почти во всех сферах общественной и государственной жизни, усилив для этого роль Земского собора. Реформы эти осуществлялись, в отличие от Петра I, плавно без применения экстраординарных форм и мер. Судя по тому, как он относился к своей роли и значению в государстве, он готов был поставить под сомнение принципат “Божьей помазанности царской власти”, что открывало дверь к пусть умеренному, незначительному, но участию всего общества в управлении государством. Иными словами, он возвысился до иного понимания роли места высшей власти в социуме.

4. Сам, будучи почти безграмотным, Годунов понимал значение образованности монарха в управлении государством. Поэтому он сделал все для того, чтобы не только его сын, но и другие его подданные получали необходимое для страны образование.

5. Он стал главным движителем официального оформления патриаршества на Руси – события, которое трудно переоценить для усиления русской государственности и народного самосознания русских.

6. Во внешней политике Годунов в течение своего до царствования и во время сидения на троне по настоящему встретил внешнюю угрозу с разных сторон – Польши, Швеции и Крымского ханства – и смог достойно ее отразить.

7. До Годунова и после него не было прецедента, когда государственная казна почти вся тратилась на предотвращение голода, разразившегося после трех неурожайных лет.

8. На фоне прежних представителей высшей власти в России, которые никогда не комплексовали при обвинении их в насильственных действиях в отношении своих конкурентов, страдания Годунова от постоянных обвинений в его причастности к убийству царевича Дмитрия, говорит о наличии у него совестливого начала. Это, кстати, могло стать причиной его скоропостижной смерти, если официальная версия о ней была правдива.

9. Уникальное место Бориса Годунова в русской истории стало причиной пристального отношения к нему в искусстве и литературе. Видимо, не случайно его личность толкнула двух выдающихся авторов на создание таких значительных для русской литературы произведений, как трагедия «Борис Годунов» А.С. Пушкина, и драматическая трилогия «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис» А.К. Толстого. По признанию второго, главным героем всей трилогии является Борис Годунов (Толстой 1987:3).

Из всего этого следует, что Годунов совсем не случайная выскочка в русской истории, как его рисует историография времен династии Романовых (советская по инерции к Годунову относится так же). Он был истинно державным государственным деятелем, подвергшимся в русской историографии и обыденном сознании, наверное, самой жестокой диффамации. Об этом, несмотря на присутствие в общем хоре хулителей Годунова, очень эмоционально и с горечью написал Н.М. Карамзин: «Что если мы клевещем на сей пепел; если несправедливо терзаем память человека, веря ложным мнениям, принятым в летопись бессмыслием и враждою» (Карамзин 2011:27).
...
Раздел восьмой. Вечная проблема – личность и народ

Сколько уже говорилось и писалось о роли личности в истории человеческого общества. В форме вопросов, это можно сформулировать так: в какой степени отдельный индивидуум, обладая особыми полномочиями и властью над людьми, влияет на ход исторического процесса? Каково соотношение в этом процессе между этим индивидуумом и основной массой людей, часто именуемой “народом”? Ответы на эти вопросы одновременно просты и сложны. Все, видимо, зависит от времени, места и степени социально-экономического и политического развития рассматриваемого общества. В примитивном и слабо развитом социуме место личности занимает доминирующее положение. Вожак в обществе промискуитета доминирует полностью и абсолютно. Чуть меньше, но еще в сильной степени, абсолютизм власти проявляется в рабовладении. В феодальном обществе за абсолютизм своей власти любому владыке (королю, царю, императору и т.п.) приходится бороться с местными феодалами, обладающими почти непререкаемой властью в своих владениях. В конце концов, он вынужден делиться с ними властью...


***

Время Бориса Годунова – это позднее средневековье, в котором, как было сказано выше, царю нужно было постоянно отстаивать этот свой статус перед высоким боярством[245 По сути, все царствование Ивана Грозного проходило в постоянной борьбе за этот статус. И его крайняя жесткость была безотказным инструментом в этом занятии.] Конечно, в этом контексте проблема отношения царя с людской массой (ее в быту и исторической науке часто называют “народом”) выступала на первый план. Будучи еще правителем Московского царства при царе Федоре, Годунов, в отличие от Ивана Грозного, старается сократить пропасть между властью и простым человеком. Разве не говорит об этом требование Годунова участвовать в процессе его избрания царем, помимо Боярской думы, Земского собора – по тому времени самого представительного органа в русском обществе. Подтверждает это и во многом артистичный жест уже венчанного на царство Годунова, когда он, взяв себя за ворот собственной рубашки, клянется разделить все имеющееся у него, вплоть до этой вот последней рубашки, с самым последним бедняком на Руси. И это не было пустой декларацией. Он это обещание, граничащее с клятвой, осуществляет потом на практике, раздавая хлеб и деньги из казны во время голода, разразившегося после трех лет засухи. Да и вся практическая деятельность Годунова за весь период нахождения его у власти (регентской и царской) указывает на то, что народ был для него не абстрактной серой массой, а живыми людьми из плоти и крови. Именно это его качество вместе со всеми другими непонятными для бояр и пугающими их, возбуждали у них неприятие и ненависть к Годунову. Не побоюсь высокого штиля, но царь Борис Годунов любил русский народ, насколько это было возможно в его время и в его положении. Изображение Пушкиным царя Бориса вообще и его взаимоотношения с народом, в частности, оправдано лишь в художническом плане, но не в стремлении следовать исторической истине. В его трагедии «Борис Годунов» простой человек теряется в перипетиях политических событий, как это было всегда в истории России, исключая лишь некоторые ее эпизоды, когда власть предержащих вынуждена была использовать силу народную для спасения страны[246 Например, в изгнании из России польских интервентов в ходе Великой русской смуты и в Отечественной войне 1812 года]. Пушкинский народ – это темная и пассивная масса людей, подчиненная воле господ и историческим обстоятельствам. За этим стереотипным взглядом на проблему “личность и народ” гений Пушкина[247 Пушкин, “наше все” не всегда соответствовал этой метафоре. В своей трагедии «Борис Годунов», гениальной с художественной точки зрения, но весьма посредственной с исторической, он вслед за Карамзиным несправедливо отрицательно рисует образ ее главного героя.] не смог разглядеть, что Годунов был готов изменить соотношение этих величин русского общества. Зато большой талант другого русского литератора А.К. Толстого это увидел, показав Годунова, как человека, хорошо чувствующего, что развитие страны невозможно без иного, чем всегда, понимания народа как такового[248 Как этнолог выскажу мысль, может быть, спорную, но имеющую право на существование. Годунов подсознательно почувствовал этап превращения русских из неорганизованной этнокультурной массы в структурируемую этническую общность, то есть в то, что в этническом смысле мы понимаем под словом “народ”.]. И это находит отклик у простых людей:

«…Ликует Русь. Ее дивятся силе,

И друг, и враг. Сегодня я оправдан[249 Здесь А.К. Толстой намекает на участие Годунова в убийстве царевича Дмитрия, во что он, по всей видимости, верил, но прощал по причине того, что тот восхищал его как человек, ищущий для страны и простого человека лучшей доли.]

Любовию народной и успехом

Моих забот о царстве…» (Толстой 1987:317)[250 О роли простолюдинов в избрании Годунова на царство А.Б. Широкорад пишет следующее: «Сразу же после отъезда царицы Ирины в монастырь дьяк Василий Щелкалов вышел к собравшемуся в Кремле народу и потребовал присяги Боярской думе, но услышал в ответ: «Не знаем ни князей, ни бояр, знаем только царицу». Когда же дьяк объявил, что царица в монастыре, то раздались голоса: «Да здравствует Борис Федорович!» Вот здесь мы в первый раз слышим глас народа. Население Москвы категорически против боярской власти, которая неизбежно приведет к анархии и междоусобице. Историки могут сколько угодно долго спорить о деталях избрания Бориса царем, но ясно одно – его избрали по воле всей России» (Широкорад 2010:36)].

Вполне возможно, что Годунов в концепте “правитель-народ” склонялся к мысли о взаимоотношении этих двух величин на основе праведности, то есть понимания человеком, обличенного властью, нужд и потребностей простого люда. Отсюда вытекает и то, что мы понимаем под словом “патриотизм”. Исходя из сказанного выше: об отношении Годунова к России в целом и простому человеку, в частности, он был истинным патриотом своей страны.

***
...
Раздел девятый. Метафизика и мистика русской истории периодов правлений двух Борисов.

Считается аксиомой, что история не терпит условно-сослагательного наклонения. Но это тогда, когда мы смотрим на нее одномерно, фактологически[255 То есть в линейном течении времени: прошлое-настоящее-будущее. В этой парадигме историю мы воспринимаем обыденным сознанием, то есть также, как протекает наша биологическая жизнь.]. Здесь мы ставим только вопросы: что? где? когда? И это мы называем историческим процессом, толкование которого всегда подчинено существующей на сей день идеологической и политической конъюнктуре. При этом всегда заявляемая объективность историка является ширмой для того, чтобы скрыть эту владеющую им конъюнктуру.

Но в истории есть еще два уровня: метафизический и мистический.

В первом главными вопросами являются: почему и зачем? То есть, почему и зачем произошло то, что произошло в линейном времени, которое мы характеризуем как действительность? Какие внешние и внутренние причины лежали в этом историческом процессе, и что кардинально повлияло на него?

***

Московское царство после Ивана Грозного оказалось на распутье. Вопрос стоял так: или продолжать его политику, или круто поворачивать руль корабля русской истории[256 Некоторые историки, в этой связи, считают, что Годунов был продолжателем государственной идеи, созанной Иваном Грозным, активно выступив против боярской вольницы, которую они захотели заполучить после ухода в мир иной царя-душителя. К этой тезе добавляется и другая: дескать Годунов, как и Грозный, опирался в государственных делах на рождающееся дворянство и на разночинные слои населения Московского царства. Но только единственно в этом можно найти сходство между Иваном IV и Борисом Годуновым. Во всем же остальном внутренняя и внешняя политика последнего носила совершенно иной характер, основным вектором которого было сужение пропасти между власть придержащими и ею не обладающими.]. Для этого второго метафизическое время выбрало Бориса Годунова. Рюриковичи за долгое сидение во власти (приблизительно в течение восьми столетий) – исчерпали свой историко-политический потенциал[257 В действительности это воплотилось в последнем царе из Рюриковичей Федоре Иоанновиче, фактически отдавшему высшую власть Борису Годунову.

В этом смысле пресечение династии Рюриковичей на почти не способном править страной Федоре Иоанновиче было показателем того, что политический ресурс династии был исчерпан.]. Нужна была свежая кровь, и Борис Годунов оказался в этом смысле самой подходящей кандидатурой. В течение двадцати одного года он всеми ему средствами, которые были ему подвластны, направлял корабль русской истории в новое русло. А именно: в русло искоренения старых параметров русской жизни и ее кардинального изменения в иную парадигму. И казалось, что историческое провидение было благосклонно к нему, но инерция старого оказалась сильнее новой интенции. Задуманный Годуновым план коренного изменения русской жизни натолкнулся на сопротивление со стороны высокородных представителей боярского сословия. Уничтожение годуновской династии и приход к власти Романовых означал только одно: возвращение к старой парадигме исторического развития русского государства и его народа[258 В этой связи вспоминается Христова Евангельская притча о молодом вине и ветхих мехах.]

***
...
Второй – мистический уровень – вообще не содержит никак вопросов, ибо в нем скрыт и затаинственен сам смысл истории. Линейное время в этом случае как бы исчезает. Развитие человеческого общества становится тем Целым, которое подвластно уже не историческому провидению, а Господней воле[260 По-моему, эти две категории не одно и тоже. Они могут совпадать, но могут и быть в противоположных состояниях.]. В этом случае ход и содержание всей истории человечества представляется как некое уже совершенное действо. Здесь прошлое, настоящее и будущее сходятся в одной точке, и не одна из этих временных категорий не имеет преимущества. В этой связи, Г. Юнг совершенно справедливо постулирует, что «… мы не принадлежим сегодняшнему или вчерашнему дню. В нас вся история человечества»[261 Из интервью с К.Г. Юнгом, проведенным британским политиком и журналистом Джоном Фрименом (https://monocler.ru/karl-yung-intervyu/).]. Иными словами, несостоявшееся в реально-линейном времени историческое прошлое может сосредоточиться в мистическом сгустке вечности. Тогда вполне возможным становятся возврат в точку бифуркации линейного исторического процесса[262 В силу вступает небесное время, которое превыше земного. Оно, в отличие от второго, одномерного, многомерно. В нем абсолютно все возможно, как прозрение будущего, так и возврат в прошлое. Здесь в дело вступает так называемая “альтернативная” история, увлечение которой в последнее время набирает обороты. К этому следует добавить суждение А.К. Толстого об изображении “исторической правды”. Упрекавшим его в искажении исторической действительности, он отвечал, «…что у каждого, кто берется за исторический сюжет, существует право оценивать любую историческую реальность с позиций общечеловеческого морального смысла и пересоздавать эту реальность с помощью своего «нравственно-психологического историзма» (Толстой 1987: 535).]. В этом случае мы начинаем творить новую реальность как бы из глубины собственного духа...Тогда можно и даже нужно вернуться назад и задать вопрос, а что если…?

***

…Если Годунов становится родоначальником новой царской династии в России. Тогда Россию минуют такие события, как:

- раскол русской православной церкви[264 Общепринятым считается мнение о том, что старообрядцы являются церковными раскольниками, тогда как по всем правилам логики таковыми были никонианцы, ибо именно патриарх Никон спровоцировал Раскол. Исторических трудов по этому ключевому событию в русской истории много, однако, по-моему, оно до сих пор не получило должного историософского расследования.], и как следствие его – раздвоение русского общественного сознания на западничество и славянофильство[265 В своей книге «Поляки в диаспоре» я пишу, что до сих пор мы находимся в положении «… двух непримиримых идеологем развития российского общества – западничества и славянофильства, не раз уже испытавших Россию на разрыв. Продолжение этого идеологического соперничества не сулит будущему России ничего хорошего, и если чему и учиться нам у Запада, то это как избегать крайностей в выборе стратегии развития» (Заринов 2010: 244).]

- чересчур жестокие по форме петровские реформы с усилением деформации русского социума.

- аннулирование патриаршества на Руси и ослабление тем самым идеологемы старца Фелофея “Москва – третий Рим”.

- дворцовые перевороты, когда высшая власть становится заложницей заговора и физического уничтожения законного престолонаследника.

- насаждение и развитие крепостного права.

- усиление института самодержавной власти, следствием чего становятся крестьянские волнения и революционные движения (декабристы, народовольцы, социал-демократы, коммунисты).

- преклонение перед Западом и онемечивание российской элиты[266 Если посмотреть на Романовых с генетической точки зрения, то в последнем русском императоре Николае Втором русской крови осталось 1/128 или 0,8 процента.].

- участие России в Первой мировой войне, событии, которое ускорило развитие политического кризиса романовской России в начале ХХ столетия[267 Бытует мнение, что не будь Первой мировой войны, монархия в России могла бы сохраниться. Но значительное количество фактов о тогдашней социально-экономической и политической ситуации в России указывают на необратимый процесс разложения монархической власти. И социальная революция была лишь делом времени.]

- Февральская и Октябрьская революции.

Умышленно не включаю в этот список событий, произошедших в советский период, ибо он был попыткой вывести Россию из системного кризиса, в который опрокинула ее самодержавие.
...
***
Для любителей нумерологии и эзотерики, которые вполне могут быть отнесены к мистике, будет интересно, что, считая суммарно правление Годунова (регентство и собственное царствование) составило 21 год, или три семерки. Числа три и семь имеют некий сакральный смысл. К этому можно добавить, что венчание Годунова на царство произошло 1 сентября 1598 г. – в день Нового Года по тогдашнему календарю, что вполне можно отнести к указанию свыше о начале установления на русской земле новой эры.

Загадочно-мистическая вещь произошла и после его смерти. Как уже говорилось выше, в отличие от многих российских монархов, захороненных в Архангельском соборе московского Кремля[270 Он после смерти, как царь, тоже был там похоронен. Однако потом сильные мира сего решили, что он не достоин этого места.], останки Годунова, его жены и двоих детей после нескольких перезахоронений нашли упокоение в специальной усыпальнице слева от Успенского собора Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Это в сотни метров от раки с мощами игумена земли русской святого преподобного Сергия Радонежского.
...
Раздел десятый. Вместо заключения.

Закончить данную работу целесообразно размышлениями, в виде реминисценций о ключевых моментах русской истории. Поэтому в нижеследующем тексте читатель обнаружит многое уже сказанное выше, однако, уже в несколько ином контексте...

Годунов до сих пор слышится в этом эхе [историческом эхе] как случайно и не по заслугам надевший на себя царский венец и как узурпатор престола российского. И память о нем запечатлелась лишь в скромной усыпальнице, находящейся в Свято-Троицкой Сергиевой лавре[278 Ранее уже отмечалось, что усыпальница Годунова, его жены, сына и дочери находится рядом с Успенским собором и в ста метрах от Троицкого собора, где находится рака игумена земли русской святого преподобного Сергия Радонежского. Сам Господь отметил его Своей благодатью. А что же люди? Вот что мы слышим в тексте, сопровождающем видео на выставке «От слуги до государя всея Руси», прошедшей в Кремле с 16 октября 2015 года по 31 января 2016 года и посвященной времени правления Бориса Годунова: «Скромный склеп Бориса Годунова здесь – в Троице Сергиевой лавре. Он не похож на величественные усыпальницы российских монархов. Те, кто не мог справиться с ним при жизни, хотя бы после смерти постарались оттеснить Годунова на задворки истории. Сюда его прах и прах его родных были перенесены после нескольких перезахоронений. Горько осознавать, что эта усыпальница – памятник человеческой несправедливости и неблагодарности».]...

...О, как несправедлив сей мир! Тот, кто предпринял попытку изменить страну к лучшему, успешно борясь с уже начавшейся при Иване Грозном смуте, оказался на обочине русской истории...

А строилось это отечество долго и трудно. В самых его истоках видна зарождающаяся власть князей, объединявших русских людей силой и властью в Приднепровье вокруг Киева[281 Мы не знаем доподлинно, как и откуда появился наш этндоэтноним (самоназвание) “русский” и созданное нашими далекими предками государство под названием "Русь"...Версий и гипотез несколько. И это даже хорошо, поскольку это обозначает, что мы даже в номинации неопределенны, а значит – находимся в постоянном поиске и развитии.]. Спутником власти всегда было, есть и будет богатство, стяжание которого часто превращается в манию. Вспомним в этой связи князя Игоря, мужа княгини Ольги, погибшего от рук древлян за попытку получить от них дань вторично. “Так поступать с властью не гоже”, - решила вдова Игоря. Летописное предание гласит, что княгиня вместо очередного побора с древлян попросила по голубю от каждого их дома. Обрадовавшись такому повороту дел, древляне, ничего не подозревая, с радостью сделали это. И горько поплатились за эту недальновидность. К лапам каждого голубя был подвязан тлеющий трут. Выпущенные птицы вернулись к своим гнездам, что они свили на соломенных крышах древлянских домов. Сделался могучий пожар, в котором сгорели дома и многие люди в них обитавшие[282 Не известно, была ли тогда Ольга уже христианкой. Наверное, нет. Ведь тогда она должна была бы поступить по заповеди Христа: “Мне отмщение, и Аз воздам”.].

Однако русская история простила Ольге этот безжалостный поступок. Она вошла в нее как русская княгиня, первой принявшая христианство. За это в будущем она была прославлена русской православной церковью, как святая равноапостольная. Но повестú русских христианским путем история отпустила лишь ее внуку князю Владимиру, также канонизированного как святого равноапостольного. В промежутке между Ольгой и Владимиром был князь Святослав[283 Кстати, он был первым из великих киевских князей, кого нарекли славянским именем. Скандинавские имена предыдущих – это один из доказательных пунктов приверженцев норманнской теории генезиса высшей власти в Киевской Руси.], который оставался ярым язычником. Он в «Повести временных лет» упоминается в очень любопытном контексте: «Жила же Ольга вместе с сыном своим Святославом и учила его принять крещение, но он и не думал прислушаться к этому; но если кто собирался креститься, то не запрещал, а только насмехался над тем. “Ибо для неверующих вера христианская юродство есть”» (Повесть 1950: 243).

Неужели эти настроения отца не знал его сын Владимир? Однако он, насытившись языческими разгулами[284 Известно, что у него, как у восточного деспота, был целый гарем наложниц.], сначала сам обратился в христианство, а и затем крестил и всю Киевскую Русь[285 Этого названия древнерусского государства с центром в Киеве в бытность его существования не было. “Киевская Русь” – это изобретение исторической науки XIX в. В частности, эту номинацию приписывают русскому и украинскому историку М.А. Максимовичу.]. о сих пор идут пересуды, почему именно христианство избрал Владимир, да еще в греко-византийском ее варианте – православии? Ответ, тем не менее, прост. Во-первых, князь Владимир был свидетелем, а может быть и участником, походов отца в Царьград, то бишь в Константинополь – столицу православной Восточно-Римской империи. Значит, с христианским православием он мог познакомиться не только из бабкиного примера, но и воочию. Во-вторых, «…нормано-славянское торговое и политическое движение из “варяг в греки” локализовалось в Киевском ареале и вскоре столкнулось со встречным культурным и политическим византийско-болгарским движением, тогда растворившихся в русских просторах» (История всемирной литературы 1984:414). В-третьих, была и геополитическая подоплека этого шага Владимира. Польша династии Пястов, принявшая уже христианство в форме католичества, не скрывала своих притязаний в отношении западных земель Киевской Руси[286 И хотя в то время еще не существовала польская геополитическая идея под названием “od morza do morza”, означавшая протяженность польского государства от Балтийского до Черного морей, подготовка к ней уже подсознательно осуществлялась.]. Для этого она пыталась насадить в русских землях религию папского престола. В-четвертых, существовал и чисто практический смысл. Православие, в отличие от католичества, допускало параллельное существование христианства и язычества, с которым русские люди, расставались с большим трудом[287 К этому надо добавить, что православие не требовало абсолютного целибата для священнослужителей, как это было в католицизме. Белое священство, то есть люди не ушедшее в монашество, могли иметь семью с женой и детьми.]. И, наконец, в-пятых, нельзя исключать и метафизическую причину. Православие более всех других религий сопрягалось с формирующимся в тот момент психотипом древнерусского народа[288 Несколько по иному, но о том же написал в газете «Завтра» ее главный редактор А.А. Проханов: «Говорят, что он (князь Владимир – И.Ю.) выбирал между религиями, искал наиболее оптимальную веру для своих владений. Но мне кажется, что это неправильно, потому что религию не выбирают, Христа не выбирают. Православие выбрало Владимира, а Владимир, став христианином, транслировал чудо своего преображения на все гигантские пространства своей земли. С этого момента образовался Русский мир» (Завтра 2016:3).]. Все это, видимо, хорошо понимал креститель Руси[289 Недавно на экраны страны вышел широко и бурно разрекламированный фильм «Викинг», повествующий якобы по «Повести временных лет» историю принятия христианства на Руси. Фильм вызвал бурю различных эмоций: от восторженных до резко критических. Создатели и приверженцы «Викинга» говорят, что раз на картину такая неоднозначная реакция, то, значит, она удалась. Не знаю, может ли неоднозначность мнений быть критерием значительности произведения? Но, судя по мнению специалистов, нам опять внедряют в сознание бесспорность норманнской теории происхождения княжеской власти на Руси. Плюс к этому, нам показывают темную беспросветность язычества в древнерусском государстве, будто не было по этой теме многолетних археологических и археографических исследований академика Б.А. Рыбакова и его двух непревзойденных книг «Язычество древних славян» (М.1980) и «Язычество Древней Руси» (М.,1987).]. Будущее показало, что выбор Владимира оказался не только оптимальным, но и пророческим. Православие сумело в дальнейшем не только адаптировать языческие культы[290 О двоеверии на Руси после принятия христианства, как всегда с большим блеском, написал Л.Н. Гумилев в своей книге Древняя Русь и Великая степь (Гумилев 2007:313-323).], но и стало хорошей скрепой в развитии русской государственности и культуры. Таким образом, в историческом выборе Владимира присутствовало, как рациональное, так и иррациональное начало, и какого из них было больше – Бог весть.


Однако Киевская Русь имела несчастье исчезнуть[291 И не только под ударами татаро-монгольского нашествия, но и в результате жесточайших битв друг с другом русских удельных князей.], но тем самым корень древнерусского народа дал три основных ствола, каждый из которых, развиваясь, пошел своим историческим путем. С одной стороны, это было хорошо, так как разнообразие обогащает любой феномен, в том числе и этнический. С другой – каждый из этих стволов в своем тщеславии быть эксклюзивным по языку и этнической культуре создал предпосылки для использования этих различий в геополитических устремлениях недругами России[292 Гитлеру приписывается такое высказывание: «Чтобы победить Россию, надо чтобы украинцы и белорусы перестали считать себя русскими»...]. Они противились становлению нового центра Руси сначала в недрах Княжества Литовского, и затем вокруг Москвы. Первый возможный центр объединения русских земель был поглощен Польшей, которая в союзе с Великим Княжеством Литовским образовала по Люблинской унии (1569 г.) государство под именем “Речь Посполита”. Второму препятствовали сепаратизм многих удельных князей уже исчезающей Киевской Руси.

В этой связи, обратимся к малоизвестному факту из русской истории, который вполне можно истолковать с мистической точки зрения. Убийство Черниговского и Киевского князя Игоря[293 В крещении Георгий, в иночестве Гавриил, в схиме Игнатий.] из ветви Ольговичей произошло в 1147 г., то есть в год основания Москвы. Немного об этом великом страстотерпце. В 1146 году после смерти брата Всеволода Игорь становится великим Киевским князем. Но только на две недели. С киевского трона его смещает князь Изяслав из ветви Мстиславовичей, поддерживаемый киевской чернью. Игорь, плененный киевлянами после страшных испытаний и страданий, сначала становится иноком, а затем и схимонахом (в первом случае добровольно, во втором – насильно). Год спустя киевское вече постанавливает расправиться с Игорем. 19 сентября 1147 года во время молитвы перед образом Пресвятой Богородицы[294 Этот образ впоследствии был канонизирован в качестве иконы Игоревской Божьей Матери.] Игорь был убит разъяренной толпой киевской черни. По свидетельству летописи останки князя Черниговского и Киевского Игоря после перезахоронения из монастыря св. Симеона были упокоены где-то под спудом Спасо-Преображенского собора в Чернигове. Однако несколько раз предпринятые археологами поиски этих мощей до сих пор не увенчались успехом.

Этот эпизод средневековой истории России весьма поучителен. Чехарда и запутанность в правилах престолонаследия, вместе с другими причинами, во многом способствовали княжеским междоусобицам и, в конечном счете, распаду Киевской Руси. К этому, несомненно, надо прибавить и внешний фактор, каковым было татаро-монгольское нашествие, которое, Л.Н. Гумилев, в отличие от общепризнанной отрицательной характеристики этого события, считал скорее положительным, чем отрицательным фактором в средневековой истории России. Золотая Орда, по его мнению, способствовала консолидации русских земель на севере-востоке страны. (Гумилев 2007:360). И с этим трудно не согласиться. Но только в этой части. В целом же татаро-монгольское нашествие на Русь вряд ли можно считать положительной страницей в ее раннесредневековой истории.

[Моё примечание: Я бы виделил Галицко-Волынское княжество, как одно из самых больших княжеств периода распада Киевской Руси. В его состав входили галицкие, перемышльские, звенигородские, теребовлянские, волынские, луцкие, белзкие, полесские и холмские земли, а также территории современных Подляшья, Подолья, отчасти Закарпатья и Молдавии.

Княжество проводило активную внешнюю политику в Восточной и Центральной Европе. Его главными соседями и конкурентами были Польское королевство, Венгерское королевство и половцы, а с середины XIII века — также Золотая Орда и Великое Княжество Литовское. Для защиты от них Галицко-Волынское княжество неоднократно подписывало соглашения с католическим Римом, Священной Римской империей и Тевтонским орденом.

Галицко-Волынское княжество пришло в упадок под воздействием целого ряда факторов. Среди них были обострившиеся отношения с Золотой Ордой, в вассальных отношениях с которой княжество продолжало состоять, в период её объединения и последующего усиления в начале XIV века. После одновременной смерти Льва и Андрея Юрьевичей (1323) земли княжества начали захватываться его соседями — Польским королевством и Великим княжеством Литовским. Увеличилась зависимость правителей от боярской аристократии, пресеклась династия Рюриковичей. Княжество прекратило своё существование после полного раздела его территорий по итогам войны за галицко-волынское наследство (1392).
]

Попытка объединения русских земель на северо-востоке под эгидой Владимиро-Суздальского княжества хотя и была кратковременной, однако ее можно считать хорошей прелюдией к объединению этих земель вокруг Москвы. Громадную роль в этом эпизоде русской истории сыграл князь Андрей Боголюбский, место которого в русской историографии по настоящему не оценено. В моем представлении, он стал вторым крестителем Руси, во всяком случае, ее северо-восточного региона, где началось формирование великорусского народа. Презрев великокняжеский титул в Киеве, Андрей, еще не получивший прозвища “Боголюбский”[295 Боголюбским он становится после строительства небольшого городка Боголюбово, где великий киевский князь поместил свою первоначальную резиденцию во Владимиро-Суздальском княжестве.], постепенно перенес великое княжение во Владимир. Туда же, согласно легенде, он привез икону Богородицы, позднее получившей название “Владимирской Богоматери”[296 По мнению специалистов по иконографии, прообразом Владимирской Богоматери была икона Игоревской Божьей Матери. Так же, как и Игорь, от рук врагов своих 27 лет спустя погиб и Андрей Боголюбский. И так же, как Игорь, он был канонизирован в качестве страстотерпца русской православной церковью. По-моему, между этими персонажами русской истории существует какая-то мистическая связь. Может быть, останься Игорь великим киевским князем, то историческое провидение отпустило бы ему то, что осуществил Андрей Боголюбский. В 2011 году я посетил Украину с целью поклониться моему небесному покровителю благоверному князю Игорю. И надо сказать, я попал, как говориться с “корабля на бал”. Накануне даты его убиения 2 октября в Спасо-Преображенском соборе (г.Чернигов) был проведен торжественный молебен и литургия с участием архиепископа Черниговского и Новгород-Северского Амвросия, у которого мне посчастливилось причаститься. На следующий день состоялось открытие памятника на площади перед собором святому благоверному князю Игорю...] Таким образом, Владимиро-Суздальское княжество превращается после распада Киевской Руси в новый центр объединения русских земель. Этому способствовала внутренняя и внешняя политика Андрея Боголюбского, в результате которой стало возможным перенесение политического центра из Киева во Владимир с одновременным признанием этого города новой столицей древнерусского государства.

Однако историческому провидению было угодно, чтобы в недалеком будущем этот центр и столица нового государства были перенесены в Москву[297 ...Да, мы москали! И этим надо гордиться.] Вокруг нее сначала возникло мощное княжество с одноименным названием[298 Правда, в Ипатьевской летописи – Москва названа как Москов. Когда-то со своими коллегами по Институту этнографии АН СССР, двумя Александрами – Пестряковым и Дубовым, мы этимологизировали Москов из существования в городе мостков между двумя десятками различных притоков большой реки, Москвой тогда еще не называвшейся (она, скорее всего еще без названия ассоциировалась у ее населения, как река с большим количеством мостов). Как в последствии окончание “ков” трансформировалось в “ква” - это до сих пор вопрос с различными ответами-гипотезами. Например, упомянутый выше А. Пестряков считает, что слово “Москва” имеет финское происхождение, и в переводе на русский язык обозначает “медвежья река”.], а затем и Московское царство – предтеча будущей Российской империи.

Несомненно, что важной ключевой фигурой в истории этого государства, наряду с Юрием Долгоруким, Иваном Калитой, Александром Невским, Дмитрием Донским, Иваном III, Василием III и Иваном Грозным следует назвать и Бориса Годунова. Он приумножил достижения своих предшественников в строительстве государства, принявшего эстафету от Киевской Руси. И не его вина, что Московская Русь в начале XVII в. едва не перестала существовать в результате смуты, которую он всей силой старался предотвратить. Вина и ответственность за эту катастрофу полностью лежит на высшем боярстве. И более всего, на Федоре Никитиче Романове (в миру) и патриархе Филарете (в духовном звании). С помощью интриг и предательств он, не сумев лично захватить российский престол, посадил на него своего сына Михаила – родоначальника династии Романовых.

Заговоры и дворцовые перевороты стали их “фирменным блюдом”. Современные монархисты все время твердят о государственном величии России при Романовых. Но простите, господа монархисты, разве можно прославлять династию после того, как она пришла к власти в результате смуты, творцами которой они сами были. После церковного раскола, учиненного вторым ее представителем[299 Он якобы народной молвой прозван “тишайшим” за будто бы тихий нрав и отсутствие в период его правления, каких либо бурных событий, как внутри государства, так и в отношениях Московского царства с соседями. Однако в царствование Алексея Михайловича как раз произошло одно из самых поворотных событий в русской истории: раскол церкви. К этому надо прибавить и крестьянское восстание во главе со Степаном Разиным. Союз с левобережной Украиной в 1754 году, который принято называть присоединением, основательно не был оформлен. Этот факт стал основой украинского сепаратизма, который был приглушен лишь в годы советской власти, но бурно расцвел в настоящее время.] руками патриарха Никона. После оскопления Петром Первым русской православной церкви путем лишения ее патриаршества[300 Очень странный факт: никто из последовавших за Петром императоров не вернул церкви патриаршеского престола. Поразительно и то, что сами иерархи русской православной церкви активно не выступали за восстановление патриаршества. Исторический парадокс состоит в том, что патриаршество в России было восстановлено решением Поместного собора в ноябре 1917 года, то есть месяц спустя после прихода к власти большевиков.]. После скоропалительной прорубки им же окна в Европу и всех его реформ, которые обошлись России слишком дорого [моё примечение: слишком безапеляционное суждение, хотя цена реформ Петра I и была высока] [301 В результате этих реформ произошли такие структурные деформации как: 1) усиление розни между старообрядцами и никонианцами; 2) крепостное право становится важной хозяйственной составляющей в экономике страны, а крестьянство – ее основная производительная сила – закабаляется, превратившись в бесправное сословие.]. После регентства Бирона, продолжившего дело Петра в онемечивании России. После правления Екатерины Второй, узурпировавшей власть через дворцовый переворот и в блуде погрязшей. После убийства сыном (Александр Первый) отца (Павел Первый[302 Этот человек, как и Борис Годунов, был подвергнут в историографии жестокой диффамации. Он известен из нее в основном, как истерический самодур, прививавший во всех сферах русской жизни и, особенно, в армии, прусские порядки. А в действительности он, может быть, первый задумался о порочности многих порядков самодержавной России, в том числе о правилах престолонаследия. Они и до Петра Первого не отличались стройностью, но он еще больше усугубил это их традиционно-привычное нестроение. Его указ позволял монарху не только отдавать предпочтение любому члену семьи перед перворожденным, но и назначать наследником человека, вообще не относящегося к династии, например, приемного сына. В этой связи неаполитанский дипломат Доменико Караччиоли остроумно заметил, что российский престол не наследуется, не выбирается, а оккупируется, что стало причиной дворцовых переворотов в России. Павел хорошо себе уяснил, что именно таким образом императрицей стала его мать, с которой у него были, мягко говоря, натянутые отношения. Чтобы устранить эту чехарду с порядком престолонаследия Павел Первый издает указ о наследовании по закону (1797), «…дабы государство не было без наследников, дабы наследник был назначен всегда законом самим, дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать, дабы сохранить право родов в наследствии, не нарушая права естественного, и избежать затруднений при переходе из рода в род». Указ также установил полусалическую примогенитуру – преимущество в наследовании потомков мужского пола, и запрещал занятие российского престола лицом, не принадлежащим к православной церкви.]) руками его приближенных и гвардейских офицеров (есть достаточно компетентные мнения о том, что Павел замышлял отменить крепостное право за 60 лет до того, как это сделал его внук Александр Второй). Наконец, после закрепощения крестьянства, по сути своей обращенного в рабство. И это было совершено в отношении 85 процентов людей, трудом которых жила страна всю ее историю[303 эту вопиющую социальную несправедливость оправдывал “русский Ницше” Константин Леонтьев, считавший, что «…вся Россия, и сама царская власть возрастали одновременно в тесной связи с возрастанием неравенства в русском обществе, с утверждением крепостного права…» (Леонтьев К.Н. Цветущая сложность. М.,1992.С. 298).].

Все XIX столетие стало вековым кануном величайших событий, произошедших в России в следующем ХХ веке. Победа над Наполеоном Бонапартом в Отечественной войне 1812 года, когда обычный простолюдин, сыграв решающую роль в этой победе, ожидал от императора Александра I свободы, обернулась усилением крепостного гнета со стороны господствующего класса. Именно в эти годы в русское общество стремительно ворвался вихрь будущих социальных нестроений, переросших в следующем веке в три опрокинувших царский режим революции.

Первой ласточкой этих нестроений стал дворянский бунт против вопиющей социальной несправедливости: крепостного права, по своей сути – рабства по отношению к соли русской земли, коим было крестьянство. В русской истории такое происходило впервые: люди выступили, по сути, против самих себя. Точнее – против собственных социальных привилегий, против той социально-политической основы, за счет которой они имели все: богатство, прекрасное воспитание и образование[304 Сейчас во времена постмодернизма и релятивизма к декабристам относятся критически. На них обрушились с разных сторон. Либералы клеймят их за призыв приравнять в правах интеллектуальную элиту и простую серую неграмотную массу. Консерваторы делают упор на то, что декабристы стремились нарушить естественные, сложившиеся в результате исторического развития, социально-экономические различия. Государственники видят в декабристах разрушителей нерушимых государственных устоев. Словом, по мнению представителей всего нынешнего политического спектра России, декабристы виноваты во всем. И мало, кто вспоминает о жертвенности и стоицизме этих людей.]. В высшем русском обществе нашлись люди, выступившие за социальную, но по большому счету, за нравственную и божественную справедливость. Они не хотели мириться с тем, что подавляющая масса русских людей, будучи хребтом российского общества, находится в страшной нищете и темноте. Не хотели они мириться и с тем, что Россия внутри себя поселила врага в лице разделенного польского народа. Они понимали, что, включив в себя большую часть суверенного народа, Россия дала старт для будущей ненависти с его стороны. И оказались правы: поляки дважды в XIX веке с оружием в руках восставали против российской самодержавной власти (1830/31 и 1862/63), и польский вопрос после этого стал одной из самых больших проблем российской национальной политики[305 А ведь Годунов после боданий Ивана Грозного со Стефаном Баторием сумел найти с ним политический консенсус. Создается впечатление, что его государственный гений предчувствовал будущий русско-польский раздрай, начавшийся уже после него во время русской смуты и по большому счету продолжающийся по сей день.]. После подавления декабрьского восстания император Николай Первый жестоко, вполне в романовском духе, обошелся с его участниками. Пятеро закончили свою жизнь в петле, остальные же на долгое время были обречены прочувствовать на себе силу сибирских морозов.

Внутриполитические проблемы царской политики в XIX веке, отягощенные крепостным правом, дополнялись и внешнеполитическими проблемами. Особенно остро они проявились во взаимоотношениях России с Портой. В очередной русско-турецкой войне 1877-78 гг. по настоящему обнажился системный кризис самодержавной власти романовской династии. Он несколько смягчился долгожданными реформами Александра Второго, особенно отменой императорским указом крепостного права, но его отзвуки продолжались еще долго; можно сказать они были слышны до самой кончины царской власти, последовавшей в результате февральской революции 1917 года.

Вся вторая половина XIX в. стала прелюдией этого события, хотя правление предпоследнего Романова Александра Третьего в историографии считается относительно спокойным[306 В народе и историографии он получил прозвище “миротворец”.] В это время Россия войн ни с кем не вела. Народовольческое движение пошло на убыль. Народнохозяйственное развитие в рамках наращивающего мускулы капитализма было очевидным. Россия оказалась в числе наиболее развитых в промышленном отношении стран Европы[307 Правда, в этой связи нельзя не сказать, что значительная часть капитала в России, плоть до пролетарской революции, произошедшей в 25 октября 1917 года, находилась в руках иностранцев, в большинстве своем французов, англичан и немцев.]. Однако исподволь зловредный червь подтачивал основы царского самодержавия. К началу царствования последнего русского самодержца пристальный взгляд мог разглядеть заметные черты государственного и общественного упадка. Жутким и мистическим предупреждением будущих невзгод в стране стал эпизод, произошедший на Ходынском поле в мае 1896 года во время коронации Николая Второго. В честь этого торжества там происходила бесплатная раздача подарков[308 Пользуясь современным сленгом, это была “халява”, на которую спровоцировала власть москвичей и съехавшихся в Москву жителей соседних деревень.]: памятная коронационная эмалевая кружка с вензелями императора и его супруги, сайка из булочной Филиппова, полфунта колбасы, вяземский пряник с гербом и другие сладости (весь сувенир завязывался в ситцевый платок). Утром 18 мая собравшаяся толпа, состоявшая из нескольких тысяч человек, устроили давку, в результате которой погибло по официальным данным более тысячи человек (несколько сот получили увечья)[309 Слово “ходынка” получило в будущем нарицательный смысл. Ходынкой стали называть что-либо имеющее отрицательную коннотацию. “Ходынка” и “Кровавое воскресенье 9 января 1905 г.” – события, которые послужили основанием для прозвища Николая Второго “кровавым”. Замечу особо, что этим прозвищем его наградили вовсе не большевики, имевшие для этого пропагандистский расчет, а сам русский народ. В этой связи встает недоуменный вопрос о канонизации нынешней русской православной церковью (14 августа 2000 г.) последнего русского императора как святого-страстотепца. Недоумение еще больше усиливается тем фактом, что после февральской революции некоторые церковные иерархи обвиняли Николая Второго в грехах, совершенных им против государства, народа и самой русской православной церкви.]. Об этом было доложено сначала великому князю Сергею Александровичу[310 4 февраля 1905 г. погиб от бомбы, взорванной эсером И. Каляевым на территории Кремля. В память этого события в 1908 году там был установлен и освящен памятник, представлявший собой бронзовый крест с изображенным на нем распятым Христом. В мае 1918 года был снесен при непосредственном участии Владимира Ленина. 4 мая 1917 года [очевидно, опечатка, имеется ввиду 4 мая 2017 года] при непосредственном участии Владимира Путина памятник, восстановленный по сохранившимся фотографиям, был открыт на том же самом месте.], а потом и самому императору. Ходынское поле было очищено от следов произошедшей трагедии, и празднование продолжилось. Полудни туда прибыл уже коронованный император, который был встречен возгласами “ура” и исполнением Народного гимна («Боже, царя храни!»).

Существует устное свидетельство о том, что при возвращении царя и его свиты из Москвы в Санкт-Петербург навстречу двигались телеги с трупами людей, погибших на Ходынском поле.

- Что это? - спросил коронованный император. Ему доложили, что это трупы с Ходынского поля, которые везут на Ваганьковское кладбище на погребение.

- О, как это ужасно! – воскликнул последний русский монарх, но не остановил ни свою карету, ни всю двигавшийся обоз из сопровождавших его карет. Потом Николай Второй якобы сокрушался по этому поводу, и даже сказал, что это плохое предзнаменование для его будущего царствования. Однако ни с его стороны, ни со стороны московских властей не последовало ни покаяния за эту трагедию, ни тщательного расследования[311 Правда, как обычно, “стрелочника” нашли. Со своей должности был уволен обер-полицмейстер Власовский. Однако внимание! Провинившийся чин получил пожизненную пенсию 15 тыс. рублей в год. Немалые деньги для того времени!]. Все, что было сделано – это установка памятника на Ваганьковском кладбище в память ходынских жертв с выбитой на нем безличной надписью: «18 мая 1896 г.»...

Последние семнадцать лет романовской династии ознаменовались бурными событиями. Жутким и во многом роковым предзнаменованием для будущего России, как и ходынская давка, стал расстрел мирного шествия жителей Санкт-Петербурга (в основном это были рабочие со своими семьями), произошедшего 9 января 1905 года. Несколько тысяч шествующих с крестами, хоругвями и портретами Николая Второго направились к Зимнему дворцу с петицией, в которой жаловались “батюшке царю” на притеснения со стороны различных властей и работодателей. Вместо скрупулезного разбора требований петиции, по безоружным людям был открыт, по сегодняшней военной лексике, огонь на поражение. По официальным полицейским сводкам было убито 130 человек, 299 были ранены, хотя по другим менее заинтересованным источникам число убитых приближалось к тысяче человек; ранено было около двух тысяч[313 Нынешние поборники монархизма, оправдывая царя, говорят и пишут, что это событие было провокацией, что перед стрельбой со стороны полиции из толпы были совершены несколько выстрелов и что самого императора в Санкт-Петербурге не было. Словом, считают наши защитники царя и отечества, событие 9 января 1905 г. – это несчастный случай и Николай Второй ни в чем не виноват.].

Все более очевидной становилась марксистская формула “верхи не могут, низы не хотят”, реально воплотившаяся в революцию 1905-1907 гг. Ее апофеозом стали выступления краснопресненских рабочих Москвы, переросшие в баррикадные бои, которые закончились кровавой расправой над восставшими. После этого началась контрреволюционная реакция, которую возглавил глава правительства П.А. Столыпин. В постсоветское время он позиционируется как великий, но несостоявшийся реформатор[314 В советской же историографии его жесткие действия по отношению к революционно настроенным элементам, вплоть до применения виселиц, были названы “столыпинскими галстуками”.]. Однако, по мнению некоторых специалистов, которых склонен поддержать и автор данной работы, столыпинские преобразования в сторону капиталистических отношений, особенно в деревне, только революционизировали народные массы. Русский общинный крестьянин отторгал хищническую капитализацию земли, и именно поэтому хуторизация сельского хозяйства была встречена им в штыки[315 Серьезные исследователи русской дореволюционной деревни отмечают, что крестьянину была выгодна национализация земли, а не ее приватизация, главным смыслом которой была столыпинская реформа. Этим можно объяснить факт поддержки русским крестьянством большевицкой революции.]. Эти настроения были прочувствованы и в самих верхах. Поэтому посыл нынешних поборников Столыпина, что задуманные им реформы не состоялись по причине его убийства в 1911 г., вряд ли убедителен, поскольку, по имеющимся данным, уже к этому времени царем и его окружением готовилось смещение Столыпина с его высокого поста. Дальнейшая чехарда в назначении совета министров и их главы, усугубленная действиями Григория Распутина[316 В настоящее время существует парадоксальная общественная тенденция: провозгласить этого человека святым. Многосерийный телевизионный фильм «Распутин Р.» - яркое подтверждение этому. В дополнение к этому стоит сказать, что недавно на малой родине Григория Распутина селе Покровское Тюменской области к столетию со дня его гибели был установлен “часовенный столб” с изображением его на иконах в качестве святого. А, по-моему, появление Распутина в царском окружении – это мистическое предзнаменование будущей катастрофы царизма и всей страны в целом. Мистика прослеживается и в том, что начало и конец Романовых на русском престоле связывает одно и тоже имя – Григорий: Григорий Отрепьев и Григорий Распутин.], стала отражением системного кризиса, в который Россия неуклонно скатывалась во внутренней политике.

А на внешнеполитической арене страна, не побоюсь этого слова, вляпалась в страшную авантюру, вступив 1 августа 1914 г. в Первую мировую войну на стороне Антанты. Война для России стала поистине тем испытанием, которое показало несостоятельность царизма, как такового. Она приблизила лишь то, что должно было неминуемо произойти[317 По обывательским рассуждениям – не участвуй бы Россия в этой мировой бойне, она избежала бы будущих двух революций 1917 года: февральскую буржуазную и октябрьскую социалистическую. Во-первых, по многим причинам Россия не могла в ней не участвовать. Во-вторых, даже гипотетически не будь этой войны, царизм был обречен. Дело было только за временем.]. Романовы начали свое правление после смуты, сотворив ее своими руками, и закончили свое царствование смутой, которая чуть ли не стоила России потери ее государственности.
...
Постскриптум первый
...Замысел написания данной работы...возник у меня, прежде всего, из побуждений отмыть первого Бориса от той черной краски, которой он несправедливо малевался на протяжении нескольких столетий. Клевета на этого человека надолго застыла в досужей народной молве[385 В данном случае – это никак не глас народа, а значит и не глас Божий.], но самое главное – в домыслах профессиональных историков[386 Хорошо об этом сказал Джордж Бернард Шоу: «Природа не терпит пустоты: там, где люди не знают правды, они заполняют пробелы домыслом» (tsitaty.com). Однако большинство историков домысливали Годунова не потому, что не знали правды; они просто не хотели ее замечать по конъюнктурным или каким-то другим неведомым нам соображениям.]. Они тем самым нарушали профессиональную этику. Но самое главное – пошли против исторической истины. А ее поиск, как правильно кто-то сказал, ценен не только сам по себе, но и как прямое средство выживания народа и страны...

И последнее. Тех, кто старался объективно нарисовать образ Бориса Годунова в русской истории, можно сосчитать на пальцах одной руки. Очень надеюсь, что этой работой я открываю счет на пальцах другой руки.



Постскриптум второй

Мне казалось, что в первом постскриптуме я поставил последнюю точку. Но уже после нее в Интернете нашел статью «Какие струны возбудила доска?», принадлежащая известному экономисту, блогеру и политологу М.Л. Хазину. В ней, оценивая социологический опрос, проведенный «Левада-центром» среди россиян, о том, кого они считают самым самым великим деятелем в российской истории, он между прочим написал следующее: «Прежде всего, вылез опрос о роли Сталина (про это написано у нас на сайте), из которого следует, что 40% населения считают, что он самый великий государственный деятель в нашей истории (кстати, разного рода спекулянтам сообщаю, что я-то лично считаю таковым не Сталина, который скорее, номер второй, а Бориса Годунова» – выделено мной И.Ю.) [izborsk-club.ru].

Выходит, что “…лёд тронулся…”. И среди некоторых представителей российской научной элиты есть те, кто думает так же, как автор данной работы. Значит, историческая справедливость все-таки существует, и дай Бог в отношении Бориса Годунова она все более настойчиво будет пробиваться наружу.


Литература:

1. Архиепископ Симферопольский и Крымский Лука (http://whitepageshistory.ru/blog/43475412364/CHto-byilo-sdelano-v-Rossii-pod-rukovodstvom-Stalina.-Statistika).
2. Валишевский К. Смутное время (репринтное воспроизведение издания 1911 года). М., СП “ИКПА” 1989.
3. Балязин В.Н. Самодержцы. Любовные истории царского дома, М.,1999.
4. Газета «Завтра». Февраль, 2016 г. №5 (1157).
5. Газета «Завтра». Март, 2016 г. №13 (1165).
6. Газета «Завтра». Апрель, 2016 г. №14 (1166).
7. Газета «Завтра». Август, 2016 г. №31 (1183).
8. Газета «Комсомольская правда» от 21 декабря 1999 г.
9. Григорьев Б. Российская элита – это стыд и срам (communitarian.ru…rossijskaya-elita…styd…sram).
10. Говорухин С. С. Великая криминальная революция. М., Эрго-Пресс, 1995.
11. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М., 2007.
12. Емельянов С.А. Феноменология русской идеи и американской мечты (www.terrahumana.ru 09_03_09.pdf).
13. Ельцин Б.Н. Исповедь на заданную тему: Размышления, воспоминания, впечатления… М., РОССПЭН. 2008.
14. Ельцин Б.Н. Записки президента. М., Издательский дом «Огонек», 1994.
15. Заринов И.Ю. Поляки в диаспоре (Сравнительная характеристика этнической истории польских диаспор в России, США и Бразилии). М., 2010.
16. Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV- первой трети XVI вв. Наука, 1988.
17. Зимин А.А. В канун грозных потрясений: предпосылки первой крестьянской войны в России. М., Мысль. 1986.
18. История всемирной литературы. В 9-ти томах. Т.2. М., 1984.
19. Карамзин Н.М. История государства Российского. В 12-ти томах. Том 11-ый. М., 2011.
20. Кара-Мурза С.Г. Авторский блог от 16 февраля 16:50.
21. Катырев-Ростовский И.М. (http://borisgodunov.ucoz.ru/index/ksenija-godunova/0-16).
22. 22. Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Курс русской истории. Часть II и III. Москва «Мысль», 1988.
23. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. «Образование». М., 2005.
24. Кобержицкий В. Сказание польского историка Кобержицкого о походах польского короля Сигизмунда и королевича Владислава в Россию. История Владислава I, владетеля Польши и Швеции // Сын отечества. 1842. №3.
25. Колымагин Б.Ф. Сталинской премии архиепископ. М., «Русский импульс». 2012.
26. Коняев Н. М. Романовы. Творцы Великой смуты. М.,2011.
27. Коняев Н.М. Романовы. Творцы Великой смуты. Санкт-Петербург. «Амфора». 2016.
28. Коржаков А. Борис Ельцин – от рассвета до заката. М., «Детектив-Пресс». 2004.
29. Леонидов А. Роковые решения (http://economicsandwe.com/E347EDA09702FD9B/).
30. Леонтьев К.Н. Цветущая сложность. М., «Мысль» 1992.
31. Е.Г. Лигачев. Борис, ты не прав. М., «Алгоритм». 2012.
32. Нейромир ТВ (23.03.16).
33. Новый Завет Господа Нашего IИСУСА ХРИСТА и Псалтирь. В русском переводе. САНКТПЕТЕРБУРГЪ. Сvнодальная типография. 1894.
34. Письма Б.В. Никольского к Б.А. Садовскому 1913-1918. Публикация С.В. Шумихина // Альманах «Звенья». №2. М-Петербург, Феникс - Ahteneum, 1992.
35. Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб. Наука, 1992.
36. Платонов С.Ф. Борис Годунов. Петроград. «Огни», 1921.
37. Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. Изд. 10-е. Петроград, 1917.
38. Прилепин Захар (Прилепин Е.Н.) Манифест «Надо быть как “передние князья” (repinlife.ru.).
39. Прокофьев С. Тайна царевича Дмитрия. М., Еy1с1еп1, 2001.
40. Повесть временных лет //Литературные памятники. М., 1950.
41. Полное собрание законов Российской Империи. Собрание Первое. СПб., 1830.
42. Повесть о Соборе 1913 года // Хроники смутного времени, М., 2007.
43. Прокопенко И. С. История – это наука о будущем // Газета «Калужская застава». З мая №17(199).
44. Пушкин А.С. Борис Годунов. М., «Вита Нова», 2007.
45. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., Наука, 1980.
46. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси, М., Наука, 1987.
47. Скрынников Р.Г. Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века. Л-д: Ленизадт, 1985.
48. Скрынников Р.Г. Россия накануне “смутного времени”. М.,1980.
49. Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М., Наука, 1978.
50. Скрынников Р.Г. Опричный террор. Л., Ленинградский государственный университет. 1969.
51. Советская историческая энциклопедия в 15 томах. Т.9. М.,1966.
52. Соловьев С.М. История России с древнейших времен в 18-ти книгах. М., 1988-1995. Книга IV. Тома 7-8. М., 1989.
53. 53. Толстой К.А. Драматическая трилогия. Москва, «Правда», 1987.
54. Ульянов Н.И. Происхождение украинского сепаратизма. М., «Грифон», 2007.
55. Филюшкин А.И. Андрей Михайлович Курбский. СПб. Изд. Санкт-Петербургского университета, 2007.
56. Фурсов А.И. (http://www.km.ru/front-projects/gkchp/pochemu-ne-bylo-suda-nad-gkchp).
57. Хазин М.Л. Какие струны возбудила доска? (izborsk-club.ru)
58. Чешко С.В. Распад Советского Союза. М., 2000.
59. Шатрова Ф. 7 фактов о блаженном царе Федоре Иоанновиче (http://russian7.ru/2014/01/7-faktov-o-blazhennom-care-fedore-ioannoviche/).
60. Широкорад А.Б. Бояре Романовы в Великой смуте. М., 2010.
61. Широкорад А.Б. Путь к трону. М., АСТ, Астраль, 2002.
62. Шоу Джордж Бернард (tsitaty.com).
63. «Фейсбук» страница В. Шендеровича от 05.03.2015.

https://aurora.network/articles/143-pisma-chitatelei/54073-dva%C2%A0-borisa-godunov-i-eltsin%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0%C2%A0